Валентин Михайлович всегда был близок с природой. Он пронёс эту близость через десятилетия – изучал, писал, жил и работал на природе. И даже рак не разлучил его с деревьями, животными и землёй.
Валентин Михайлович с трудом поднимается с кровати. На его тумбочке — большая стопка книг, на которых сидит куколка в атласном сарафане и ярком платке — оберег. Он берёт с собой одну из книг, захватывает палочку с деревянным любовно отёсанным наконечником, выходит в коридор паллиативного отделения и начинает рассказ. Говорит неразборчиво, скупо, но немного погодя его голос становится твёрже, а губы ширятся в насмешливой улыбке.
В сапогах по мрамору
Валентин Михайлович работал лесничим в заповедных лесах, в горах открывал месторождения, был «работягой» в шахтах. И всю жизнь писал. Раскрытая на его коленях книга — сборник рассказов, очерков и новелл, написанных им в последние 50 лет. С одного из разворотов тяжёлым, усталым и проницательным взглядом смотрит мужчина с густыми бровями и длинной бородой. Это — Василий Юрьевич Скалон, учитель Валентина Михайловича и дворянин из той ветви Скалонов, что жила в Пермской губернии.
Валентин Михайлович учился на биолога-охотоведа, лесохозяйственника и геолога — в Иркутске, Ленинграде и Свердловске. Но именно в Иркутске ему особенно стала близка природа Сибири и Урала — как и его учителю Скалону.
«Барон Скалон — благороднейший человек. Травили его страшно, работать он мог только в Сибири — открыл в Иркутском университете охотоведческий факультет, куда я и поступил. Он меня тащил из грязи в князи. Нет, ну представьте, я — парнишка семнадцати лет, отца на фронте потерял и тут в университет поступил. Шагаю в резиновых сапогах по мраморному полу. А рядом он — величина, которая светила мне всю жизнь».
Сейчас Валентин Михайлович шагает в коричневых сандалиях по бетонному полу Первого екатеринбургского хосписа, ослабленный и истощённый болезнью, медленно, нетвёрдо.
Поезд на Белгород
О том, как у него нашли рак, Валентин Михайлович рассказывает с громким смехом: «Нашли рак случайно. Я — человек сильный, прекрасно себя чувствовал. Поехал в Белгород к друзьям, поесть в августе виноградику. В поезде начались сильные боли, – моча не проходила – пришлось меня снять и отправить в больницу. Там меня встретил врач в шортах, с пузом и трёхэтажным матом. Он стальным тросиком — вжух! — прочистил канал мочеиспускательный и дальше в Белгород отправил. Месяц я у друзей прожил, хорошо было. Вернулся домой, обследовался, биопсию взяли. И всё. Рак мочевого пузыря последней стадии, неоперабельный. Всё — хана. Мне было тогда семьдесят шесть лет».
Сейчас Валентину Михайловичу восемьдесят два. Он — крепкий пожилой мужчина, с зачесанными назад белыми густыми волосами, окладистой бородой и бронзовым лицом человека, который много времени работал на природе. В коридоре первого этажа Первого екатеринбургского хосписа он, осторожно ступая, подходит к редкому виду суккулента, который обычно не цветёт в неволе. И восхищённо указывает тростью на горящий алым цветок: «Это такая редкость. Невероятно».
Нежданная помощь
С лечением Валентину Михайловичу помогла та самая природа, с которой он работал, о которой много знал и которую берёг всю жизнь. К его другу приезжал на долгие лесные прогулки профессор из онкоцентра Свердловской области. Друг дал Валентину Михайловичу телефон, и он переехал на время лечения к сыну.
«Прошёл томографию. С ней было тяжело тогда. Очереди огромные, надо было ждать годами. Но сын оплатил приём. И аппаратура в онкоцентре была хорошая, швейцарская.
Перед операцией нужно было уничтожить всю микрофлору, чтобы внутри мочевого пузыря стерильно было. Опухоль, конечно, врачи не убрали, она гигантская была, но что-то обтесали. Ну ничего, хоть затормозили развитие болезни. Химиотерапию не делали, прожил пять лет на гормональных препаратах. Вот только сейчас мне и эти препараты не помогают».
О раке Валентин Михайлович рассказывает как о чём-то неизбежном и происходящим не с ним. Он сам словно дерево, подчинённое природным законам: «На первых этапах роста растения стремятся к взаимовыручке и поддержке. Затем, когда растение становится гуще и больше, а условия ухудшаются или улучшаются, оно продолжает расти, тянуться к солнцу или медленно погибает. Жизнь есть жизнь — она всегда в движении».
Боль
После операции Валентин Михайлович продолжил жить знакомой привольной жизнью рядом с природой. Пару месяцев назад у него случился сильнейший приступ боли — такой, что «хотелось на стены лезть». Сын забрал его в Екатеринбург, чтобы быть рядом. Боль продолжалась несколько недель, и в один день, когда она стала невыносимой, сын вызвал отцу скорую. С операторами пришлось ругаться: они не приезжали, говорили, что вызов был отменён. Когда фельдшеры наконец приехали, Валентина Михайловича забрали в районную больницу, где ординатор на просьбу выйти в приёмный покой и принять больного и заорала: «Мне некогда!».
«Два месяца я сходил с ума от боли. Ничего не ел — обессилел и похудел так, что ходить не мог. К еде отвращение было — не от боли, она со мной была всегда — просто жить не хотелось».
Жизнь человека
Из больницы Валентина Михайловича выписали и, когда он попал на приём к онкологу, узнал, что муж доктора, его осмотревшей, — геолог. На следующем приёме он передал через неё книгу своих очерков. А онколог поделилась с ним телефоном Первого екатеринбургского хосписа.
В паллиативное отделение Валентину Михайловичу помог попасть сын:
«Меня сюда на носилках двадцать один день назад принесли. Ходить сам я уже не мог. И есть не хотел, отказывался. Думал скорее умереть. Когда мне покушать предлагали, я готов был по лицу ударить.
Через три недели пребывания в Первом екатеринбургском хосписе Валентину Михайловичу стали не нужны носилки. Тёплое отношение докторов и младшего персонала, подобранная специально для Валентина Михайловича схема обезболивания позволила ему вернуться к жизни.
«Тут я впервые в жизни почувствовал себя человеком. И захотел жить.
Я бесконечно благодарен всем медсёстрам, техничечкам, санитарам. Посмотрите, сколько тут тяжёлых больных, как их много. Но не слышно криков, не видно злобы. Все быстро, профессионально. Врачи очень внимательные, очень предупредительные — стараются быть рядом. А еда... Сравнивать с обычными больницами невозможно. Она настолько хорошая, что я попросил родных ничего мне больше не привозить».
Валентин Михайлович выходит в сад. Он старается с привычной твёрдостью хозяина леса ступать по дорожкам диких аллей. Обращается к берёзе, к её серёжкам, склоняющимся до самой земли, к белеющему мощному стволу, и с восторгом называет вид. Это — плакучая берёза. Указывая на дерево тростью, он счастливо улыбается и следует дальше — к тополям, вязам и аккуратным соснам. К жизни природы – такой же хрупкой, как жизнь человека.
В Первом екатеринбургском хосписе облегчают сильнейшую боль тяжелобольных и умирающих людей. Тёплое отношение врачей, психолога, медсёстер и санитаров больницы смягчает и серьёзную эмоциональную боль. Постоянный уход и внимание, современное оборудование, своевременное и качественное питание, развлечения для всех пациентов — то, что помогает не сдаваться раньше времени и жить, несмотря на усталость от тяжёлых болезней. Пожертвуйте любую сумму для хосписа — на эти деньги отделение сможет оплатить питание, необходимые лежачим больным расходные материалы и обучение сотрудников Первого екатеринбургского хосписа. Лучше подписаться на регулярное пожертвование – оно может быть небольшим, но точно поможет многим.