Автор – Анастасия Казьмина, выпускница театроведческого факультета ГИТИСа
ДО СВИДАНИЯ, МАЛЬЧИКИ!
Только что назначенный главным режиссером А. Эфрос почувствовал в этой постановке Штейна что-то родное, искренностью и правдой она, действительно, напоминала эфросовские работы в Центральном детском театре, в этом спектакле вдруг проглянула так недостающая театру судьбоносная линия, концепция. Об этой перемене, произошедшей с театром им. Ленинского Комсомола точно написал А. Свободин: «И вообще грубоватая сила в юноше, к которой в «тех» спектаклях театра относились с симпатией, здесь дискредитирована. Интеллект оказывается предпочтительнее, этическое начало важнее… Что ж, если это симптом новой веры театра, то это очень хорошо» .
Эфрос угадал потенциал спектакля и активно включился в работу над ним. Он поменял бытовые, типажные декорации П. Белова на более условное и изящное оформление художников В. Лалевич и Н. Сосунова, работавших с ним в Центральном Детском театре. И. Сидорина ( Инесса Константиновна Сидорина – театровед, работала в те годы в ВТО, ходила на репетиции А. Эфроса), которая вела стенограммы репетиций, пишет, что это он предложил А. Збруева и О. Яковлеву на главные роли: «Пришедший из центрального детского театра Эфрос окунулся в родную атмосферу жизни подростков. Он посоветовал Штейну ввести в работу Збруева, который прекрасно снялся в фильме «Мой младший брат». Эфрос не был с ним знаком, но увидел в фильме и предложил по возможности использовать этого актёра в спектакле Штейна. А ему в пару ввести и Олю Яковлеву. Штейн с удовольствием последовал совету Эфроса, который помог в выпуске спектакля, не указывая своего имени в афише, но сразу ощутив кровную связь через этот спектакль с новым театром». С вводов Збруева и Яковлевой началась и серьезная перенастройка всей труппы.
Володя Белов – безусловный успех молодого Александра Збруева, и вообще знаковая роль для артиста. Физическая красота, энергия и его пластика соединялись с глубоким понимаем характера персонажа, его внутренней жизни. Збруев точно играл этот мучительный и радостный процесс взросления молодого парня, когда юношескую ясность и простоту осложняют первые сомнения, рождая противоречивые решения и чувства: «Новая работа Збруева (роль Володи) заставила нас отнестись к нему совсем по-иному. Исполнителю удалось передать огромное чувство – первое, чистое, настоящее. А ведь эта задача – одна из самых трудных. Иные актёры научились играть героев «плохих» и «хороших». Но всегда ли они умеют передать, скажем, всю гамму переживаний, которые обрушиваются на человека с первой настоящей любовь. К сожалению, нет. И тем отраднее успех Збруева».
Инка Ольги Яковлевой – первая сложная героиня актрисы. Именно в спектакле «До свидания, мальчики!» появился образ молодой девушки, за наивностью и обаянием которой скрывался драматичный и глубокий женский характер. В постановке по повести Балтера начал складываться сюжет, важный для спектакля А. Эфроса «Мой бедный Марат» 1965 года. Первая любовь, страх телесной близости, которая может все разрушить. «И ведь всё началось с милых школьных пустяков. «Не смотри на меня так», «поцелуй мне руку», «ах, я ужасно порочная». А он всё задумывается и подолгу думает, думает, думает о чём-то и играет своими крепкими мальчишескими мышцами: то бросится на лавку, то легко, невесомо впрыгнет на парапет и живёт всё быстрее и быстрее. А она совсем девчонка, младше его на два года и по-женски старше. Голосок тонкий, почти писклявый, а вот уж в нём глубокие нотки, слёзы». Марата и Лику в спектакле Эфроса играли именно А. Збруев и О. Яковлева.
В спектакле была ещё одна успешная роль, маленькая победа над штампами и стереотипами. Сашу Кригера играл Л. Харитонов, тот самый солдат Иван Бровкин, воплощение парадного советского героя, оптимиста без внутренних противоречий и конфликтов. Критики писали, что в спектакле «До свидания, мальчики!» Харитонову удалось преодолеть это амплуа: «Для Харитонова Кригер – удача, свидетельство того, что бравые и глуповатые киногерои его не испортили и порох в пороховницах ещё есть». «Впервые за много лет, пожалуй, Харитонов освободился от своего привычного кинематографического облика и сыграл не простака, а сложного, умного человека». Третьего друга, Витьку Аникина, удачно сыграл А. Покровский, критик С. Рассадин отмечает его осмысленное и выразительное молчание.
Лев Круглый пришёл в театр им. Ленинского Комсомола вместе с Эфросом и играл в этом спектакле автора, повзрослевшего Володю. Словно конферансье он выходил на сцену в концертном костюме с книгой Бориса Балтера в руках и комментировал происходящее, что отчасти разрушало атмосферу спектакля. Его персонаж по своей природе совершенно не совпадал с Беловым Збруева, да к тому же рассказчик Круглого выглядел ровесником молодых героев: «Но если в повести Володя и автор слиты органично и своим строем мысли, и своей интонацией, и своими душевными движениями, то в спектакле между ними диссонанс полный.<…> Каждое появление лица от автора снижает романтический тонус всего спектакля». Театр забыл открытия В. Немировича-Данченко в работе с прозой («Братья Карамазовы» 1910 г, «Николай Ставрогин» 1913 г), а время новых знаменитых спектаклей Ю. Любимова, Г. Товстоногова ещё не пришло. Позднее герой-рассказчик из театра перешёл на телевидение, и тот же Л. Круглый в телеспектакле А. Эфроса «Всего несколько слов в честь господина де Мольера» 1973 года замечательно исполнил похожую по функции роль человека от театра.
С. Штейн продолжал работать в театре им. Ленинского Комсомола под руководством главного режиссера Эфроса. В 1964 году он выпустил спектакль «Буря в стакане» по пьесе И. Дворецкого, и тогда важной стала не сама постановка, а первая встреча А. Эфроса с драматургом, чьи пьесы «Человек со стороны» и «Директор театра» позже сыграют весьма значительную роль в эфросовской судьбе.