ПРОДОЛЖЕНИЕ ТЕМЫ "ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ПОДХОД К.Г. ЮНГА".
Способы толкования сновидений у К.Г. Юнга также вплетены в систему архетипических интерпретаций жизни человеческой психики. Отличие подобных подходов от методов З. Фрейда лучше всего иллюстрирует пример анализа собственного сна самим Юнгом. В программной статье «Подход к бессознательному» описывается сюжет созерцания меблированной в стиле XVIII в. гостиной на втором этаже дома. Юнгу снилось, что он хочет осмотреть и первый этаж дома; далее спускается вниз и видит пространство тёмных помещений, как и выступающую из мрака мебель XVI и более ранних веков. Войдя в подвал, Юнг видит битый кирпич, следы известкового раствора, каменные плиты пола и деревянные стены, и понимает, что весь этот антураж принадлежит культуре Римской империи. Дёрнув за крепленое к одной из плит железное кольцо, Юнг оказался перед узкой лестницей, ведущей в странную пещеру, похожую на «доисторическую могилу». На дне пещеры спящий увидел кости, два черепа и куски битой керамики; далее следовал момент пробуждения. К.Г. Юнг объясняет – когда он попытался проанализировать свой сон перед Фрейдом, то рассказал, что в доме его детства и отрочества мебель была трёхсотлетней давности; а сам он в те года увлекался чтением книг Канта, Шопенгауэра и Дарвина, и осмысливал навязываемые ему родителями христианские «средневековые» (так отмечает сам психоаналитик) представления о всемогущей силе Бога и провидения. Христианские категории, признается К.Г. Юнг, тогда не слишком терзали его душу, и вся эта «средневековая» мистика выступала в виде «тёмного, тихого и ненаселённого» первого этажа. Кости и черепа на дне пещеры могли обозначать более поздний интерес Юнга к сравнительной анатомии и палеонтологии. Рассказывая этот сон З. Фрейду, делился откровением К.Г. Юнг, он не осмелился упомянуть про черепа и кости — Фрейд наверняка бы ревниво высказал убеждение, что Юнг предчувствует раннюю смерть своего наставника в психоанализе.
Интересен и другой случай из практики Юнга. К нему обратился коллега-психиатр с просьбой объяснить с позиций психоанализа поступок его десятилетней дочери. Та подарила отцу на Рождество сборник записанных ею сюжетов снов. Каждый рассказ начинался волшебным словом «Однажды», что бессознательно подчеркивало признак жанра рождественской сказки. В первом сне девочка видела образ «злого» и многорогого чудовища, пожиравшего всех животных до тех пор, пока не появился Бог; тут же, кстати, воскресивший мертвых зверей. В другом сне душа возносилась на небеса, где всё вертелось в языческих танцах; после чего девочка созерцала ад, где ангелы занимались выполнением «добрых дел». В третьем сне гигантское животное пожирало тело спящей. В четвертом сне крошечная мышь оказалась изъеденной червями, пронзена змеями, рыбами и людьми (что, заметил К.Г. Юнг, характеризует этапы развития человечества) и т. д. Не все видения имели мистико-философский характер — в одном из снов, например, пьяная женщина, поскользнувшись, упала в воду и выскочила из неё уже трезвой и бодрой.
Всего девочка записала двенадцать сновидений. Отметив в девяти из них архетипические мотивы разрушения и последующего восстановления, К.Г. Юнг, по его собственному признанию, испытал в сердце чувство «неминуемого несчастья». Выстраивая логику аргументации, Юнг пришел к заключению, что девочка бессознательно предчувствовала свою раннюю смерть. Бессознательно записав сюжеты увиденных ею снов, девочка бессознательно вручила сборник отцу, бессознательно прося у самого сильного и надёжного для неё в мире существа защиты от надвигающейся катастрофы. Изменить судьбу дочери отец, увы, был не в силах — девочка, действительно, умерла через год от инфекции. Описывая этот пример всё в той же статье, Юнг, по неизвестным причинам, не акцентирует внимание на факторах именно рождественского подарка (что, на наш взгляд, должно символизировать мотив вечной жизни вблизи Бога) и сакрального для христианского мира числа «двенадцати» (с большой долей уверенности можно предположить, что если бы девочка была, например, мусульманкой, число записанных сновидений было бы семь).
Творческая жизнь К.Г. Юнга длилась долгие шестьдесят лет XX в. и не всегда текла спокойно — этап вхождения в профессию психиатра совпал для него с годами увлечения идеями З. Фрейда и даже дружбы с великим психоаналитиком из Вены; все 20-е гг. Юнг был занят становлением приёмов собственного исследования; в 30-е гг. он, будучи президентом Немецкого и Швейцарского психотерапевтических обществ и редактором «Журнала по психиатрии и смежным областям», активно обосновывал идеологему отделения немецкой аналитической психологии от традиционного психоанализа; в конце же 40-х гг., открестившись, наконец, от массовых обвинений в антисемитизме и пособничестве режиму Гитлера, Юнг основал институт собственного имени, в котором и преподавал до конца жизни. Идеи аналитика об архетипах и коллективном бессознательном оказались востребованы западноевропейским обществом — К.Г. Юнг умер в зените славы учения и был назван в поминальной речи погребавшим его тело пастором «пророком», давшим современному человеку «мужество вновь обрести свою душу».