"У него была демоническая внешность. Высок, строен. Тёмные волосы зачёсаны назад и глаза, с поволокой. Такой странный, довольно редкий изъян. Хотя. Некоторые считают это выразительным и притягательным. Когда он улыбался тонкие губы растягивались в усмешку. Не крупного хищника — ласка, горностай? Да, скорее горностай. Зверька, чувствующего свою высоко/ценность — не от промысловой натуги или удивительной пользы меха. Скорее, от давне сложившейся традиции — почитать его королевской добычей. И он сам был почти король. Князь, если уточнять. Однако, кому интересны такие детали. Коли барин живёт, как угодно ему. И только ему!
Он не был порочен, как случаются порочны люди от удовольствий. Всё-таки, от свободы и отсутствия мельтешения. От бурления этой удивительной — путём изворотливого смешения в браках — крови. Не просто, голубой — синей. Ультрамариновой. Бери выше — цвета «голубой карбункул». Славные предки, чьи писаные маслом портреты толпились на стенах гостиных многочисленных имений. Чьи заслуги и почётности тщательно проговаривались в родовых хрониках. Чьи имена-отчества горделиво — вязью, с нажимом — запечатлевались в овалах генеалогического древа. Переплелись и, обескуражившись, выпестовались в болезненном, аристократичном всем обликом и манерами мальчике. И проросли в юношу, бледной кожей и этими самыми глазами — чуть навыкат — напоминающем демона. Печального и одинокого.
Он был способен на кураж и мистификации. Праздники и эпатажные выходки были его второй. Нет, первой натурой. Он смущал и взывал к бегству. Подальше. Чтобы круги и волны, происходящего с ним, возле него, по его наущению. Не навредили réputation. И при том. Его все любили. За вызывающую искренность, отвагу и честь. Во всех своих перетрубациях и капризах он был удивительно честен. Сам с собой.
*
Она чрезвычайно гордилась глазами. На лице, белокожем, обрамлённом чёрными кудрями. Глаза оленихи смотрелись и впрямь шикарно. Зрачок, приподнятый ко лбу, образовывающий тонкую полоску белка. Вызывал повышенное внимание сразу. Не то, чтобы хотелось разглядывать. Но эффект — вечно задранных небу глаз — оставался после расставания. Недоумённым шершавым ступором. «Так не должно быть. Не так, не то…» И всё же, именно эти очи выдавались ею за крайне примечательный признак породы. Были и ещё перечисления благородных свойств. От бытовых до узко запястьевых. Но причудливое положение зрачков — как ни крути — шло номером «раз».
Её пороки оказались не так изящны. И куда более прозаичны. Изъязвлённая «зависть обыкновенная» она так и не сумела обрасти заслугами бОльшими. Чем «выдающийся специалист в области вывертов, подсиживаний, хитросплетений». Тихая и незаметная, она выхаживала свои маленькие — никому, по сути, не интересные фабулы. Как квочка выводит птенцов. Грея, укрывая, взращивая. Пластаясь крыльями над горкой яиц. И по стуку изнутри — в скорлупку — определяющая. «Готово!»
Король куража и моль бледная. Владельцы одинаковых — будто, с намёком на вырождение — глаз. Оказались сокрушительно не похожи! Порок, несомый с уверенностью и честью. Перетекает — в грань характера. Порок, без характера. Всё тот же — порок".