«Нет, Катюша, завтра я не могу. Мы с Алексей Палычем идём на приём, в какое-то посольство. Ну почему не знаю? Знаю. Точнее, знала. Он мне говорил. Но я уже забыла. Ну какая разница, что это за посольство. Мне же не с послами, в самом деле, там общаться. К семи. Он заедет. Я ещё не решила, сейчас полезу в гардеробную – стану мерить всё подряд и думать. Буду, буду прекрасней всех – даже не сомневайся», - Ника положила трубку и села в кресло. Последняя декада марта была совершенно сумасшедшая. Ирина подсуетилась и принесла в клюве много ценных заказов. Львиная доля досталась Веронике. Назначенное на завтрашний вечер торжество давало возможность отдохнуть, расслабиться и отвлечься.
Пошмонав на вешалках и полках, Никуша выбрала наряд, туфли, аксессуары. «Пожалуй - будет не плохо», - приговаривала она, оглядывая себя в огромное, в пол, зеркало, - «уж не знаю, как другим, а мне нравится. Послы ахнут от такой красоты, неземной. А уж, Алексей-то, мой Палыч, так и вовсе в восторге будет. Он и так без ума от моих достоинств, всяческих. А уж после этого вечера, сложит к ногам моим весь мир. И пару коньков, в придачу». Ника дурачилась и баловалась от души, предвкушая свой сокрушительный успех.
Здание посольства было большим, старинным и очень красивым. Светлого мрамора парадная лестница, с широкими пролётами и колоннами по бокам. Стены, украшенные прекрасными картинами и бронзовыми светильниками. Огромные сверкающие люстры на потолках - изумительной лепнины - в залах. Народу было много, не протолкнёшься. Казалось, весь столичный бомонд, отвлёкся от своих важных дел, нацепил фраки и вечерние платья, и явился засвидетельствовать почтение послам. Богатый фуршет вполне оправдывал эти старания и суету. В самом наипараднейшем зале оркестр играл классическую музыку. Гибкие скрипачки с тонким станом, одетые в чопорные длинные чёрные платья, с белыми воротничками и манжетами. Солидные виолончелисты в чёрных же костюмах и бабочках. Пожилой дородный мужчина, ласково обнимающий и пощипывающий свой контрабас. Всё было очень дорого, аристократично и весомо. Никуля в сопровождении кавалера, мерно и не без пользы, фланировала от столика к столику, из зала в зал. Сочно-красное длинное кружевное платье, аппетитно облегающее великолепную точёную фигуру, не осталось незамеченным, развлекающейся публикой. А два часа, проведённые в престижном салоне красоты с лихвой дополнили картину мира. Мужчины обильно флиртовали с Никой, женщины придирчиво и зло оглядывали. Алексей сиял и неустанно выражал восхищение. «Ну полноте, Алёшенька», - мурлыкала красотка, - «захвалили Вы меня, несусветно. Гляньте по сторонам, сколько видных дам».
«Бог с Вами, Никушенька. Ну какие это дамы. Если только – полусвета. Ни стати, ни ума. Ни вкуса, ни красоты. Ни породы. Никто из них с Вами не сравнится», - «Да, когда-то кто-то мне это уже говорил. Не долго музыка играла», - «Что, простите?» - «Всё нормально. Вспомнилось, давнее».
Перетанцевав все танцы, перепробовав все закуски и изрядно подзаправившись спиртным, уже ближе к ночи, в фойе, Вероника, неожиданно, нос к носу столкнулась с Раевским. Он помогал одеть соболиную шубку сильно поддатой наглой девице, со вздорным и брезгливым выражением лица и отнюдь не великосветскими манерами. Нервно проталкивая руку в рукав, она выговаривала Алексу что-то визгливым голосом. Он, поддерживая шубу за ворот, тихо отпирался, пытаясь загладить конфликт и угомонить спутницу. Вынырнувшая из-за колонны Ника застала апогей разборки. Вовлечённый в неприятный разговор, Александр её не заметил, и она могла сполна насладиться дебошем. Стоя на лестнице, ведущей к раздевалке, Никуля, улыбаясь и вслушиваясь в перебранку, думала: «И что это ему так не везёт с подругами? Это всегда так было или после меня покатился по наклонной? Как жалко он выглядит рядом с этакой хабалкой».
«Эй, мистер!» - крикнула она Алексу, утомившись от скандала и начав спускаться по пролёту, - «нельзя ли потише выяснять отношения с любимой? Вы всё-таки не в борделе, а в посольстве. Здесь приличные люди. Правда, не совсем ясно, как вы здесь оказались».
«Кто это, Шурик?» - девица прекратила ор, повернулась к Раевскому и замерла.
«Бог мой, Шурик!» - изумлённо воскликнула Никуша, - «и давно ли тебя так кличут, дорогой? Что-то я не припомню такого панибратства в прежние времена. Сдаёшь позиции».
Нахальная дёрнулась, сглотнула, вопросительно уставилась на спутника: «Я тебя спрашиваю, кто эта баба? Ты мне не говорил, что у тебя ещё кто-то есть».
«Девушка, не нервничайте так. Это вредно», - Вероника уже стояла напротив пары.
«Разве вы не знали? У Алекса всегда кто-то есть. Ещё. Кроме той, с которой он крутит любовь. Привычка у него такая, одной женщины ему мало. Даже самой хорошей и замечательной. Не говоря уже про дам, подобных Вам. Экая я – причудница – в стихах вещать начала. Впрочем, шутки в сторону. Я Вам точно скажу - у него, наверняка, одновременно с Вами – ещё дюжина. Таких же», - вкрадчиво выговаривала оторопевшей девице Никуля. Раевский играя желваками и глядя в сторону, молчал. Нахалка на автомате застёгивая шубку, бубнила: «А ведь говорили мне, про какую-то тёлку, с которой ты жил несколько лет. Не эта ли?»
«Эта, эта. Есть такой грех – жила с этим», - Ничька мотнула головой на Алекса, - «но, всё – в прошлом. Клянусь. Теперь, он всецело Ваш, уважаемая. Ешьте его, пейте. Пользуйте, как умеете. Сюда, я больше не ездок. Или – не ездун?» Вероника видела, как бесится Саша. Она прекрасно чувствовала, что ему стыдно за подружку и он хочет, как можно быстрее закончить паскудную ситуацию. Потому тянула и поддерживала разговор с тупой девахой.
«Соболя Раевский подарил?» - Вероника придирчиво пощупала мех, - «Вы поосторожнее. Совсем недавно, предыдущая, до Вас. Наверное, которая была. Так вот она получила от него рысью. И теперь в полном ауте. Ни красоты, ни здоровья, ни денег. Ни секса. Причём, теперь уже – ни с кем. Вы спросите у Саши, на досуге. Он расскажет. Как всё было».
Алекс, казалось, перестал слушать, был печален, угрюм и отрешён. И в этот момент появился Лёша. Потеряв свою даму в толчее, он решил, что Ника захотела уйти с праздника и потому двинулся к выходу. Увидев свою пропажу, невероятно обрадовался и, не обращая внимания на происходящее и присутствующих, кубарем скатился с лестницы, схватил в объятия Вероничку и затараторил: «Ну куда же Вы пропали, драгоценная моя? Я весь изволновался. Думаю – не случилось ли чего? А может, рассердились на меня, бестолкового? Не чаял и найти Вас. И теперь – счастлив, безмерно».
Пока Ника объясняла своему кавалеру, как она здесь оказалась, с Раевским произошли сильные метаморфозы. Он очнулся от своего сплина – глаз в прищуре, ноздри раздуваются. Невежливо уставившись на Алексей Палыча, он испепелял его взглядом. Затем, обернувшись к спутнице нежно проворковал: «Ты готова, любимая? Ну, тогда пойдём, водитель ждёт. Закрой поглубже воротник – как-бы не простудиться».
Обхватив, недоумевающую девицу за плечи, поцеловал в щёку и повёл к дверям. Сделал пару шагов, обернулся, посмотрел Никуше в глаза, и наклонившись к своей даме, проговорил жёстко и чуть слышно: «А знаешь ли ты, дорогая, кто же эта lady in red? Не в курсе? Так я скажу тебе. Она та, что убивает своей ненавистью невинных людей. Она та, что, сочинив себе всякие глупости и поддавшись безумным фантазиям, разрушает всё, о чём думает, к чему прикасается. Бог ей судья. Но я бы предпочёл никогда, слышишь, никогда, больше не встречаться с ней и не помнить её». Вконец обескураженная деваха, переводя взгляд с Александра на Нику, постояла в отупении несколько секунд, потом резко развернулась на каблуках и выскочила на улицу. Раевский рванул следом.
Пока одевалась, выходила из здания Никуша держалась. Но сев в машину Алексея, разрыдалась – громко, некрасиво, размазывая тушь ладонями и качаясь из стороны в сторону. Она захлёбывалась слезами и никак не могла успокоиться. Лёша пытался узнать – что же случилось. Пробовал утешить. Вероника не реагировала. Утихнув, молча смотрела в окно, зарывшись по глаза в норковый воротник. Он просто отвёз спутницу домой, отпоил горячим чаем, накапал с лихвой успокоительного и уложил в кровать. Никуля мгновенно отключилась. Всю ночь ей снова снился кошмар. И она просыпалась и просыпалась от собственного крика и плача.
С этого дня, что-то надломилось в ней – важное и необходимое для жизни. Из каких-то глубин всплыла и намертво закрепилась мысль. Странная в своей нелогичности, но абсолютно реальная по ощущениям. Мысль о её вине. Словно в ту ночь, открылись какие-то шлюзы и чёрное, злое, неведомое хлынуло на поверхность. Вероника не могла себе объяснить, в чём именно она виновата. Но она точно знала – перед кем. Как бы безумно это не звучало, но жертва её неизвестного преступления была Ольга. Было ли дело в жестоких словах Раевского, или какая иная причина перевернула мир Никуши, но именно тогда жизнь рухнула окончательно. Это не стало всем заметно. Это стало понятно ей. Стержень, о который она прежде ещё как-то опиралась, истаял. Чувство вины легло могильной плитой на душу и убило последние надежды на исцеление. Ника больше не думала о Саше. То, что придавило, включало в себя такое море эмоций, событий, переживаний, что вобрало и его, и Ольгу, и Катерину и всё, из чего состояла её горькая судьба. Подобно скальной породе, произошедшее спеклось и затвердело, образовав монолит. То немногое, что до этого как-то толкало, продвигало её жизнь, затихло и умерло.
Она продолжала ходить на работу и встречать с Катишь. Алексей по-прежнему водил её по разным мероприятиям и увеселениям. Но, делая всё это, Никуля чувствовала, что жизни больше нет, ничего не происходит. Точнее, происходит, но не с ней. А она застыла где-то в неведомых, ужасных краях. И нет оттуда выхода. Никакого..."