Одному тирану (1972)
Иосиф Бродский.
*******
Он здесь бывал: еще не в галифе --
в пальто из драпа; сдержанный, сутулый.
Арестом завсегдатаев кафе
покончив позже с мировой культурой,
он этим как бы отомстил (не им,
но Времени) за бедность, униженья,
за скверный кофе, скуку и сраженья
в двадцать одно, проигранные им.
И Время проглотило эту месть.
Теперь здесь людно, многие смеются,
гремят пластинки. Но пред тем, как сесть
за столик, как-то тянет оглянуться.
Везде пластмасса, никель -- все не то;
в пирожных привкус бромистого натра.
Порой, перед закрытьем, из театра
он здесь бывает, но инкогнито.
Когда он входит, все они встают.
Одни -- по службе, прочие -- от счастья.
Движением ладони от запястья
он возвращает вечеру уют.
Он пьет свой кофе -- лучший, чем тогда,
и ест рогалик, примостившись в кресле,
столь вкусный, что и мертвые "о да!"
воскликнули бы, если бы воскресли.
*******
"В школе мне было одиноко. Да, конечно, вниманием я была окружена. И сразу же, по переводу. Пять десятых - не кот пукнул! Да и свои - отщепенцы - подкатывали. Но наглости не хватало, потому - издали.
И после занятий - химия, алгебра, география, литература, геометрия, военное дело - я шла в пирожковую. Стряхнуть лишние, не усвоившиеся знания. Хлебнуть сероватого, с молочной пенкой, кофейного напитка. Постоять за столиком, опершись ладошками на пластмассовую столешницу. Попялиться в окна. Пожевать расстегай. Не помню, чтобы было сильно вкусно. Но настроение поднимало.
Что происходило после перекусона - тоже в памяти не отложилось. Возможно, шла домой, размахивая модной сумкой. Заворачивая - при погоде не препятствующей прогулкам - на набережную, пляж, в парк. Или ловила попутный трамвай и тряслась до дому. Семь остановок. Через мост, по центральной улице, мимо "сталинок", районной поликлиники, костёла. А может, оседала в соседнем со школой детсадике. На площадке для "молодняка". И пока карапузы справляли тихий час, наслаждалась памятками о промелькнувшем детстве. Слишком скоро, бедновато и не беззаботно.
То, что "после" могло быть разным. Но невзрачная забегаловка стояла в программке №1 - всегда. При любом настроении, раскладе в учёбе и сезоне. Это был ритуал, традиция. Которые я родила, навояла сама. Думаю, это была моя наипервейшая самостоятельная привычка. Не вдолбленная педсоставом, не навеянная семьёй. не слизанная у подружек.
Я до сих пор ощущаю во рту вкус плохого кофе и хрусткий тестовый гребень рыбного пирога. И с размывами большие окна, выходящие на парикмахерскую, нотариальную контору, областное МВД и трамвайные пути. Как живые стоят перед глазами. И тётка в зелёной, плохо крахмаленой пилотке - стаканы-тарелки на поднос, мазок тряпкой по столу, хмурый взгляд в посетителей. И пошарпанная стена с вывеской. И стоптанные ступени, и железные перила. Зимой всё это леденело, становясь крошечным подвигом.
Всё исчезло. Даже трамваи убрали из города. Вместе с путями. Думала, не доживу до такого! А ощущение малой недолгой свободы, которое дарил заход в кафетерий. Осталось.
Не забыть бы..."