После проведенных экскурсий, если мне никуда не нужно торопиться, я люблю побродить по музею в одиночестве. Люблю рассматривать старинные вещи, вглядываться в лица на старых портретах... Я "лавирую" между группами в такие минуты, чтобы не мешать экскурсоводам, да и чтобы мне никто не мешал. Смотрительницы сначала удивлялись, что я делаю в музее после своих экскурсий, и шутили:
- Что, Наташа, вы еще на всё это не насмотрелись?!
Нет, не насмотрелась. Когда я рассказываю людям об этих вещах, я ведь смотрю на лица своих слушателей, а во время прогулок по музею вот так, без группы, я вижу все мелочи. Не могу в такие минуты отделаться вот от какой мысли: и лица людей на портретах, и старинные вещи так отличаются от всего нынешнего - а ЧЕМ отличаются? Не могу понять... Время каждой эпохи накладывает свой отпечаток на всё, а в чем именно эти отличия - вот где загадка...
В одну дождливую осеннюю субботу я могла задержаться в музее на час; после своих экскурсий я выпила чая, завернулась в шаль и, посмотрев через окно на серое небо, в задумчивости отправилась бродить по квартире Пушкина. Посетителей в музее в тот день было мало, залы были пустые, и эта тишина очень соответствовала моему "осеннему" настроению. Дойдя до столовой, я остановилась перед старинными напольными часами. Без одной минуты четыре... Сейчас сначала заиграет чудесная музыка, а потом часы пробьют четыре раза.
- Светлана Ивановна, - обратилась я к смотрительнице, - сейчас часы будут бить. Можно мне подойти к ним поближе?
- Конечно, Наташа, идите, только осторожно.
Я шагнула за ограничительный шнур, натянутый вдоль комнаты, и подошла к часам так близко, что могла бы дотронуться до них рукой. Они неторопливо "вздохнули", заиграла нежная волшебная музыка (она будто доносилась из невидимой шарманки), потом часы словно задумались о чем-то и, наконец, начали бить: один, два, три, четыре... Я стояла в каком-то оцепенении, слушая, как внутри часов тихим эхом повторялся звук боя. Много-много лет назад эти часы били так же, как сейчас, но звуки эти слышали другие люди. Их давно уже нет, а часы - есть... И Пушкин когда-то смотрел на эти часы, и владелец их, купец Крупенников, и другие люди, которых давно уже нет. Тогда они смотрели на часы и слушали их бой, а сейчас - я. Странно, правда? И почему так? Почему-то именно ТАК нужно...
Бой часов напомнил мне о церкви в Пушкинских Горах. Там я видела иконы; под образами за стеклом на натянутых нитях висели старые, потемневшие от времени украшения: мужские массивные перстни, женские изящные колечки, цепочки, крестики... Люди приходили в эту церковь, просили об исполнении каких-то своих желаний, о чем-то молили, на что-то надеялись, оставляя здесь эти украшения. Сколько лет прошло с тех пор: нет давно уже ни тех людей, ни их желаний (какой суетой и мелочью кажутся эти желания в сравнении с минувшим ВРЕМЕНЕМ), а колечки всё висят на нитях, и сколько еще будут висеть? Часы отмерили много эпох, пережили многих людей. Людей - нет, а часы всё бьют и бьют. И сколько еще будут бить и кому?
Наверное, я долго так стояла перед часами, слушая их звуки и разглядывая потемневший от времени циферблат и стрелки, неутомимо совершающие свой очередной круг.
- Что, Наташа, задумались? - оказывается, смотрительница тоже подошла к часам. - Бой старинных часов располагает к раздумьям.
- Да, еще как располагает, - улыбнулась я в ответ. - У меня страсть к часам, а тем более - к старинным часам. Что-то есть в этом таинственное, сказочное, правда?
- Правда! - согласилась со мной смотрительница, окидывая меня проницательным взглядом. Помолчав, она как-то сочувственно добавила:
- У вас осенняя хандра, верно?
Я удивленно вскинула взгляд на смотрительницу: как она угадала мое настроение?!
- Верно, Светлана Ивановна. Не люблю осень.
- Ну, это ерунда! Осень непременно закончится! А чтобы избавиться от хандры, ступайте-ка за мной, я покажу вам что-то интересное!
Пожилая женщина уверенной походкой направилась в соседнюю комнату, буфетную. Через это небольшое помещение экскурсионные группы проходят только один раз в году: 10 февраля, в День Памяти Пушкина. В остальные дни посетители музея видят только издали эту комнатку; признаюсь, что я никогда там не была до того осеннего дня.
Мы со смотрительницей зашли в буфетную. Маленькая комнатка; на столе - самовар, рядом с ним - чашка на блюдце, шкаф, тумба.
Старые милые вещи...
- Угадайте-ка, Наташа, где здесь холодильник? - задала мне вопрос смотрительница.
- Холодильник?! - я осмотрелась по сторонам. - Не знаю. Сдаюсь!
Светлана Ивановна подошла к тумбе и откинула, к моему удивлению, верхнюю ее часть.
- Вот он! - гордо произнесла она.
- Ух ты! Никогда бы не догадалась, что это холодильник! - улыбнулась я.
Я подошла к тумбе, заглянула в нее. Внутри она была отделана металлом: очевидно, сюда помещали лед, чтобы перед подачей на стол охладить шампанское или сохранить твердым мороженое. Тумба, как и все вещи того времени, была сделана с необыкновенной любовью: видно, как аккуратно подогнана каждая дощечка, как бережно и красиво уложен внутри металл. ТО время, когда всё еще было на своих местах...
Я провела рукой по отполированной крышке. Кому принадлежала, интересно, тогда эта вещь? Что сталось потом с потомками ее хозяина? Их расстреляли во время революции? Или они успели уехать за границу? Или, как мой прадед, решили остаться в России, посчитав ниже своего достоинства куда-то от кого-то бежать, и решили принять свою судьбу такой, какой она будет? Возможно, их расстреляли позже, в 30-е. Может быть, умерли в блокаду? Или каким-то чудом остались живы и ходят по тем же улицам, что и я... Слезы навернулись на глаза, но я сумела "загнать" их обратно.
- В этой комнате раньше был подъемный механизм, который позволял поднять с нижнего этажа, из кухни, готовые блюда, - произнесла Светлана Ивановна.
- Да-да, я читала об этом. А где он был, этот подъемный механизм, вы не знаете?
- Кажется, где-то в этой части комнаты, - указала рукой моя собеседница на место, где стоял стол. - Мне так жаль, что его не стали восстанавливать! Но это еще не всё. Смотрите, что я вам покажу!
Светлана Ивановна направилась к шкафу.
- Встаньте-ка вот сюда и загляните в эту щель между шкафом и стеной!
Я послушно заглянула туда, куда указывала смотрительница.
- Ой! Там окошко! Какое-то маленькое окошко! - удивилась я. - Интересно, для чего оно было сделано? Я так понимаю, что оно выходит под арку.
- Правильно, под арку, - гордо сообщила смотрительница (чем-то она напомнила мне в этот момент фрёкен Бокк). - А зачем оно было нужно - попробуйте угадать!
- Маленькое окошко, выходит под арку, куда подъезжали кареты. И расположено оно в буфетной, где была прислуга - значит, зачем-то прислуге нужно было смотреть на подъезжавшие кареты. Но зачем?
- Вы на правильном пути! - улыбнулась Светлана Ивановна. - Еще немного - и вы сами обо всем догадаетесь!
- Хм... В буфетной готовили еду к подаче на стол. Надо было смотреть в это окошко, чтобы видеть, не приехали ли хозяева квартиры или их гости, чтобы понять, не пора ли подготовить блюда для подачи на стол к обеду или ужину? Правильно?
- Правильно! - удовлетворенно произнесла моя собеседница. - А кроме того, было принято встречать хозяев: лакей или швейцар помогал выйти из кареты, открывал двери, провожал в прихожую. Вот и смотрела прислуга в это окошко, когда слышала цокот копыт: их ли хозяева подъехали, надо выходить встречать или это должна сделать прислуга других жильцов дома.
- Но я не видела этого окошка, когда проходила под аркой! Может быть, я просто не обращала внимания?
- Нет, вы его, действительно, не видели. С наружной стороны его заложили кирпичом, а здесь почему-то оставили. Почему оставили - загадка. Так что об этом окошке мало кто знает: снаружи его нет, а в буфетной оно загорожено шкафом. Но мне почему-то хочется, чтобы вы знали этот маленький секрет. Ну что, прошла ваша осенняя хандра? - улыбнулась Светлана Ивановна.
- Действительно, прошла! - засмеялась я. - Спасибо вам! Пойду-ка я домой.
- Ступайте, Наташа, ступайте. И помните: осень непременно закончится.
- Конечно, закончится! - улыбнулась я.
С тех пор, когда я прохожу мимо буфетной комнаты, я вспоминаю о маленьком секрете квартиры Пушкина - о маленьком окошке для прислуги, чудом сохранившемся до наших дней. Светлана Ивановна уже не работает - она благополучно ушла на пенсию, но я часто ее вспоминаю. И думаю о том, что каждая осень непременно закончится, и снова придет весна…