Этот текст – прямое продолжение текста о Борисе Рыжем, ранее опубликованного на канале. Тех, кто не читал первую часть, убедительно прошу начать с неё. Всё, что вы прочитаете дальше, написано с расчётом, что вы это сделали.
Я обещал сказать о ценности его стихов. Но я не культуролог и не литературовед. Я любитель. В моём понимании, это хорошее слово. В моём понимании, оно от глагола «любить». И раз уж я захожу с этого края, я расскажу вам о том, что я люблю.
Я родился и вырос в заводском городке в Казахстане. Последние 5 лет живу в Омске. Прямо сейчас сижу на пятом этаже девятиэтажного дома. Через 2 остановки город заканчивается и начинается Красноярский тракт. В такой жизни было всякое. Но я люблю эту жизнь, и мне здесь нравится.
Нравится видеть Первомайский рынок из окна, железные ларьки и вывеску «Живое пиво». Нравятся серые и страшные спальные районы. Нравится местная пьянь, в конце концов. Я люблю такие места странной и болезненной любовью. Любовью, от которой иногда хочется сесть и заплакать. Но это и есть моя родина. Другой жизни я не знаю.
В этом и кроется причина, по которой Борис Рыжий так метко попадает в меня. Это квинтэссенция всего того, что я знаю о своей родине. Именно квинтэссенция. Девяностые прошли, заканчиваются десятые. Я видел и знаю о многом, но не встречал и десятой части того, что встречал Рыжий. Всё, с чем имеет дело мое поколение – отголоски. Но даже они бьют по нам так, что мне страшно представлять, как это время ударило по тем, кто был перед нами.
«Я любил всех. Без дураков».
Борис Рыжий. Предсмертная записка
В этой короткой фразе заключен весь трагизм Бориса Рыжего. Прочтите хотя бы два-три его стихотворения, и вы увидите это. Эту любовь не нужно искать. Она сама бросится в глаза.
…и горько в сквере облетающем
услышать вдруг скороговорку:
«Серегу-жилу со товарищи
убили в Туле, на разборке...»
Борис Рыжий, 1997
В фильме «Борис Рыжий», снятом в 2009 году Аленой Ван Дер Хорст, мы встречаемся с тем самым Серегой Жилой. Серега Жила – жив. Живёт самой обыкновенной жизнью. Может быть, даже в достатке и порядке. Но к чёрту и это. Главное ведь тут другое. Серега Жила смог выбраться из той красно-чёрной бани. Ему удалось выжить. А Борису Рыжему – нет.
Погадай мне, цыганка, на медный грош,
растолкуй, отчего умру.
Отвечает цыганка, мол, ты умрешь,
не живут такие в миру.
Станет сын чужим и чужой жена,
отвернутся друзья-враги.
Что убьет тебя, молодой? Вина.
Но вину свою береги.
Перед кем вина? Перед тем, что жив.
И смеется, глядит в глаза.
И звучит с базара блатной мотив,
проясняются небеса.
Борис Рыжий, 2001
Вина перед тем, что жив. А друзей и знакомых закопали по лесам. Перед ними, потому что они мертвы. А ты участвуешь в международном фестивале поэзии в Нидерландах. Евгений Рейн пытается уговорить тебя уехать из Свердловска. Рейн понимает, что на Вторчермете тебя не ждёт ничего, кроме смерти. А ты не уезжаешь. Наверное, потому что понимаешь: Вточермет никуда из тебя не уедет. И на вопрос «Почему они, а не я», ответ всё равно не отыщется.
Закончу мыслью, наверное, не самой ожидаемой. У меня сложные отношения с принятием бога, веры и прочих подобных вещей. Я не прожженный атеист. У меня именно сложные отношения.
Все, кто сколько-то касался христианских догм, знает, что по этим догмам самоубийство – самый тяжкий грех. Но я не считаю Рыжего самоубийцей. Не могу уложить этого в голове. Я считаю его человеком, убитым без вины. Если хотите, повешенным. Повешенным за грехи всего Вторчермета и Свердловска.
Я не посягаю ни на какие догмы. Не посягаю ни на чьи убеждения. Но по моим понятиям, Борис Рыжий успел побывать в аду. И если смерть - это не конец, то он заслужил оказаться в лучшем месте. Больше меня - точно. Не знаю насчёт вас.
Ярослав Лапа, 15.07.2019
Читайте также:
Здесь трудно жить, когда ты Борис Рыжий. Часть 1
Леонид Андреев: русский писатель «перед грозными силами жизни»
