Как правило, лето – время отпусков. Но кто сказал, что в это время ничего не происходит? Романы, о которых пойдет разговор ниже – лишнее тому подтверждение. Случается разное – и хорошее, и плохое. И пишут об этом случившемся кто хорошо, а кто плохо.
Вечное лето маразма
Крейс Д. Мелодия/ Пер. с англ. Г. Крылова. - М.: Эксмо, 2019. - 288 с.
«Ты – моя мелодия, я твой истинный Орфей». Все детство прошло под эту песню. Не откладывая дела в долгий ящик, можно сразу сказать, творение Пахмутовой-Добронравова – лучше «Мелодии» Крейса.
Да, она уже по исходному посылу-обращению (любовь, предательство и так далее), но шире во всем остальном – в художественных средствах, эмоциональном воздействии, в тематике, конечном итоге.
В романе Крейса тоже речь идет о престарелом Орфее, который все еще ищет свою мелодию. Живет этот британский Муслим Магомаев мелкого пошиба по имени Альфред Бузи, в стареньком доме, ждет чествования и собственного бюста, который должны установить здесь же, на родине героя. Но английские потомки купца Лопахина уже задумали свое недоброе дело в отношении его тихого местечка.
Так вырисовывается основной конфликт - мелодия чистогана и насилия («деньги – это такая песня, которой любой подсвистывает») против мелодии природных ландшафтов, милосердия к бедным, старым и одиноким.
Партитура выглядит не слишком вдохновляющее.
Но в исполнении Крейса все звучит еще хуже.
Прежде всего, читать здесь нечего, кроме старческих охов и сентиментальных воздыханий.
Жизнь любой российской бабушки, состоящая из посещения магазина, полуклиники (в романе это тоже имеется) и просмотра сериала по телевидению – протекает намного насыщеннее и захватывающе, чем житье-бытье Альфреда Бузи, внезапно осознающего, подобно Будде, что вокруг есть нищета и страдание.
Плохое отношение к зверям перетекает в плохое отношение к людям, которые по бедности и нищете понижаются в классе до животных. Обыкновенный фашизм, да. Но к чему о таких вещах писать столь долго и витиевато?
Вновь никуда не денешься от ассоциаций времен детства. Вспоминается старый советский фильм «И жизнь, и слезы, и любовь», про дом престарелых. Я никогда не мог смотреть на это «пиршество» старости, не потому что не люблю стариков, а потому что сюсюканье с ней столь же неприятно, как псевдоумильная возня с маленькими людьми грудничкового возраста.
«Мелодия» Крейса неприятна именно этим - умилением перед старостью. Старческой тихой улыбочкой, за которой – ложь.
Сейчас писать про стариков - тренд и пишут многие – Кэннон, Страут, та же Тайлер, и там тебе режут правду-матку, не стесняясь – одиночество, болезнь, помутнение рассудка, отмирающее непослушное тело. Старик борется со старостью. Битва безнадежна. Что здесь может быть умильного. Какого гражданского активизма можно ожидать от того, кто не способен себе сменить памперс?
«Мелодия» таких проблем не знает. Ну да, не можется чуток, и любой хулиган может вытряхнуть из тебя дух без особых усилий. Но акцент сделан не на этом, а на том, что Бузи перестал ощущать себя как мужчину, а вот его тайная воздыхательница, напротив, полна романтических мечтаний. Интерес к старческой половой жизни книгу не красит. Самого секса промеж стариков здесь, слава богу, нет, но вот это перебирание время от времени рассуждений о страстях и желаниях – к чему это?
Как результат имеем невероятно унылое чтение, книгу, которая может понравиться, только тем, кто сам впал в старческое слабоумие, в маразм, в сатириаз и страдает при этом синдромом идиотской сентиментальности.
Последнее лето детства
Эрдрич Л. Круглый дом/ Пер. с англ О. Алякринского. - М.: Эксмо, 2019. - 416 с.
Для кого-то последнее лето детства связано с друзьями, для кого-то с любовью, - то есть, либо с тем прошлым, либо с тем настоящим. Для, Джо, вспоминающего свои тринадцать, лето 1988 года обернулось жестким вхождением в мир взрослости, то есть насилия, беспомощности, преступления и наказания.
Парадоксально, но злободневная по своей проблематике книга Эрдрич, воспринимается из нашего далека не как рассказ о жертвах насилия (здесь в этой роли Джеральдин, мать Джо), не как актуальный текст о бессилии племенного индейского суда на своей территории (притеснения индейцев продолжаются и поныне), а как история взросления. Правда, не только мальчишки, но всего племени, его самосознания. Передоверяя повествование подростку, Эрдрич совершает ошибку по отношению к первоначальному чисто публицистическому запалу. А то, что финал не трагичен, а, наоборот, неоднозначен, лишний раз подчеркивает, что художественное начало возобладало в книге над остросоциальным и очерково-этнографическим.
Но на пути к основному конфликту главное не заснуть, не заскучать. Болеющая за коренных жителей Америки Эрдрич поначалу как-то уж чересчур основательно окунает читателя в быт индейской резервации конца 1980-х.
Подростковый возраст – это переходный период, когда человек ходит по грани и его может качнуть в любую сторону, к добру и к злу. Но в случае с Джо это еще и ситуация гремучего синтеза детского максимализма, с присущей ребенку обостренной жаждой справедливости, неприятием «взрослой» трусости, слабости, компромисса и мужской решительности. Джо – типичное дитя своего времени, любитель «Звездных войн», «Звездного пути». Но продукция массовой культуры странным образом пробуждает в нем желание идти тропой предков, приобщиться к мудрости позаброшенного круглого дома (воплощения традиции и моральных заветов), а не вслед за искаженным христианством, абстрактный гуманизм которого, как в кривом зеркале отражается в современном американском шемякином правосудии.
Когда право отобрано, остается поступать по сердцу и по совести. Мифологическая картина мира индейцев в романе оказывается более адекватной современности, чем юриспруденция со всеми ее тонкостями.
В итоге роман Эрдрич возвращает нас к вопросу о том, что такое истинное правосудие? То, которое зрит в корень проблемы, или то, что разменивается на мелочи, тонет в крючкотворстве, пособничая тем самым злу?
По этой причине роман имеет смысл читать не только тем, кто хочет узнать о том, как живут другие народы и континенты. В груде исторических и этнических деталей мерцают смыслы небесполезные для российского читателя.
Может благодаря этим абстрактным темам – взросления, идентичности, связи традиции и современности, правосудия и морали, «Круглый дом» смотрится выигрышнее в сравнении с изданным у нас полгода назад «Лароузом». Здесь нет той слезливости, и вся индейская экзотика, что нынешняя, что бывшая (о которой, к примеру, вспоминает дедушка Мушум) не смотрится подобно дешевой бижутерии, разложенной для туповатых и невзыскательных туристов-читателей.
В заключении, следует сказать пару «ласковых» слов об аннотации к роману от наших горе-издателей. Верить ей не стоит, она не соответствует книге, ее духу, содержанию, смыслу. «Круглый дом» - серьезная проза, полная сомнений и осторожного нащупывания верного решения проблем, копившихся столетиями, а не книжка о тринадцатилетнем Рэмбо, решившем обвешаться пулеметными лентами, как следует из сопроводительного текста.
Первое лето Ганди
Тайлер Э. Клок данс/ Пер. с англ. А. Сафронова. - М.: Фантом Пресс, 2019. - 320 с.
Разговоров о том, как тяжело запечатлеть современность, у нас среди писателей и критиков много. У американцев с этим нет проблем. Эрдрич пишет о вопиющих случаях изнасилований на индейских территориях и порочной юридической практике белого человека. Тайлер совершенно мимоходом дает очерк криминализации родного Балтимора (процесс, беспокоящий также живущую с ней на какой-нибудь соседней улице детективщицу Лору Липман) – наркотики, стрельба. Этот пласт мы совершенно не вычитываем, поэтому роман выглядит для нас странно, мы не видим его с точки зрения острых социальных проблем, волнующих американское общество, не замечаем контекста.
Нам бы самим писать такие книги. Но не умеем и не хотим. Раз так, то нечего сетовать, что приходится читать про Балтимор, а не про какой-нибудь Магнитогорск, мало что ухватывая в полной мере. Раз так, то о книге опять приходится говорить в плоскости несколько отстраненной проблематики, а она уже многие годы у Тайлер одна – семья.
«Клок данс» - роман необычный, не только по своему финалу, внешне парадоксальному, хотя на самом деле вполне логично вытекающему из расширенной трактовки семейной темы, характерной для ее последних работ. В нем неожиданно отчетливо осознаешь, что Тайлер в своих книгах не просто исследовала личность в отношении к семье, как довольно важному социальному институту, но и почти всегда размышляла о личности самой по себе.
«Клок данс» - роман не только о новом понимании семьи в современных условиях, но и об Уилле Дрейк, пожилой женщине, за стареющим лицом которой прячется одиннадцатилетняя девочка. «Жить с Ганди - это ад», - замечает один из персонажей книги в финале.
Эта мысль получит свое развитие у Тайлер в дальнейшем. Но здесь, в «Клок данс» подана в позитивном ключе.
Уилла Дрейк, похоже, и есть этот самый Ганди. Быть похожей на своего миролюбивого и отзывчивого отца или жить с таким как отец – вот ее судьба. И если не получается второе, то остается лишь первое.
Поэтому ее смирение, ее добросердечие не следует воспринимать как слабость. Это характер, это ее судьба, а потому ее жизнь и ее выбор в финале выглядит вполне закономерно. Счастье - это когда внутреннее находит отклик во внешнем. Отправляясь в Балтимор по совершенно дикому предлогу, Уилла находит то, что искала всегда – людей, а не просто город с широкими тротуарами.
Есть мнение, что «Клок данс» чем-то походит на «Уроки дыхания».
Чисто внешнее сходство имеется – визит с мужем к «бывшей» сына. Но на этом все. Важнее чисто ситуативного сходства внутреннее идейное содержание романа. Здесь «Клок данс» развивается скорее в направлении, заданном книгой «Удочеряя Америку».
Там речь шла о семье как нации.
В «Клок данс» Тайлер рассматривает идею семьи – окружения. Идея духовного родства по месту и призванию все более вытесняет чисто формальное представление о семье как совокупности родственников.
В современности, когда брак и родство превратились в условность, систему юридических отношений, в привычку, может быть, следует искать другие основания существенной близости?
«Родные люди» все больше стесняют, кажутся совершенно чужими (в романе наиболее ярко это показано на примере сестры Уиллы, Элейн, полностью отстранившейся от семейных дел), «неродные» - напротив, кажутся своими.
Что же такое семья?
«Клок данс» предлагает свой вариант ответа на этот вопрос.
Семья там, где ты нужен.
Сергей Морозов