На следующий день мы сжигали письма, собранные за всю жизнь Петровны, их был целый чемодан. По её просьбе каждый из нас открывал свой конверт, прочитывал, а потом, если находил для себя что-то важное, то зачитывал вслух, а потом бросал в огонь. Такова была воля Петровны, не хотела она их оставлять, а огонь, говорила, всё запомнит...
Агнешка выбирала самые интересные, и хотя по-русски она читала медленнее, чем говорила, её письма, отобранные интуитивно, содержали в себе что-то особенное. Вот такая вот своеобразная игра для нас, а для Петровны прощание с жизнью, с людьми, которых она встретила на своём пути.
Только одно письмо она, прижав к сердцу, никому не дала и попросила положить в могилу вместе с ней. Что было в том письме, мы так никогда и не узнаем, потому что исполнили все её пожелания. Было ли оно от Старца, или написано кем-то другим, кто его знает, пожелтевший конвертик был без обратного адреса. А внутрь никто не посмел заглянуть. Эту тайну Мария забрала с собой, так никому и не оставив ключи к её разгадке.
- ... Жизнь пролетает слишком быстро, и моя подходит к концу, посему откланиваюсь, с глубочайшей признательностью Вам, уважаемая Мария Петровна, и благодарю за всё, что Вы сделали для меня. Подпись: Михаил Ворон, Ваш верный и преданный друг.
Мария вздохнула, утерев платочком уголки глаз, каждое письмо было теперь для неё прощанием с каким-то человеком.
Агнешка оторвалась от письма:
- Он, правда, умер после того, как написал это?!
- Да, деточка. В те годы подобное не лечили. Мои настойки дали ему возможность прожить без боли до конца отпущенный срок, но не спасли от болезни, потому что она концом в его судьбе значилась, а с предписанным не поспоришь. Удивительный был человек, аристократ от корней волос до ногтей, белая кость, голубая кровь... Один из тех, кого так ненавидели коммунисты. Даже не знаю, как ему удалось выжить в те жуткие годы. Сначала церкви разрушали безбожники, пытались уничтожить веру, потом война, а этот человек всегда был верен Богу и не боялся ничего, даже когда батюшку нашего выслали в Сибирь, продолжал ходить и молиться на развалинах храма. Родина его была здесь, могилки родителей, приезжал он потом два раза в год, чтобы проведать их и так всю жизнь, сколько себя помню.
- Мария Петровна, а как вы знахаркой стали? - спросил Марик и почему-то покраснел.
- Бабушка передала, сынок, по наследству, не маме, а мне, потому что мать моя всю жизнь была в детях да заботах, нас у неё семеро было, да и век у ней был не долгий, бабушка это знала, из всех выбрала меня и готовила с раннего детства. Так вот и стала. О чём же я говорила? Ах, да, Михаил Ворон, Царствие ему Небесное! Знатный был мужчина, не только по происхождению, но и по-жизни, жену на войне потерял, так больше и не женился. Работал в каком-то научном учреждении, разрабатывали они там что-то секретное. Услышала я как-то раз, как он на кладбище кашляет, да и позвала к себе. Дала ему сбор с корнем алтея, помолилась над ним. Он через месяц опять приехал, лучше ему намного стало. Так ещё лет десять протянул, а это много при таком диагнозе, люди и половины того не живут. Вот так, каждый месяц и встречались, письма писал, это одно из последних. Интересный был человек. Главное, с Господом в сердце жил, а таких мало было в то время, особенно тех, кто не скрывал веры, ведь боялись все, - она посмотрела на нас с печалью в глазах. - Я тоже крест никогда не снимала, меня за это и в медицинский не приняли, ну и Бог с ними, мы и так всю жизнь людям помогали, чем могли, как умели. Муж мой понятливый был человек, во всём поддерживал. Как-то пытались прижать меня к стенке за целительство, людей подсылали, чтобы взять с поличным, мол, деньги беру с народа, так он этих за версту чуял, после лагерей интуиция у него сильно развита была. Прикрывал меня Вася всегда, - ещё одна слеза пробежала по морщинкам на лице, прежде чем Петровна поднесла свой носовой платочек. - Да и не брала я никогда денег, разве что на сахар да дрожжи, чтоб настойки из самогона делать, не всегда нам хватало, а сезон короткий, заготовки надо вовремя заливать, потом трава силу теряет. Знаю, Агнешка, мало что ты усвоишь, но даже той капли, что я дала тебе, на век твой хватит. То, что я успела сделать, распредели, помогай людям, в тебе сила большая лечебная. А втроём вам вообще цены нет, дети! Дом я оставлю племяннику, гиблый он у меня, погорелец. Обещала я ему. Ты только забери всё, что мы отобрали, а то пропадёт... А ещё хуже чего выпьет всё да отравится, ведь лечебная мера мала, а от большой - беда может быть.
- Не волнуйся, родимая, всё сделаю, как договорились! - Агнешка сама прослезилась и бросилась её обнимать.
Чем ближе был день разлуки, тем болезненнее было всем сдерживаться. Я с трудом сам проглатывал ком, подступающий к горлу, но хватало женских слёз, и так всё вокруг уже было солёным.
Благодарю за Ваше внимание и поддержку!