О лауреате премии св. Кирилла и Методия 2019 года Михаиле Тарковском для газеты "Русия Днес" (Болгария)
Писательство в России, как и промысловая охота (по-болгарски – ловитва), это не развлечение, не хобби, не «иногда что-нибудь для души». Это даже не работа, это дело. И не просто дело всей твоей жизни, это ещё и образ жизни. Потому что нельзя днём чинить унитазы, а вечером писать стихи. Что-нибудь обязательно протечёт: или стихи, или унитазы…
Михаил Тарковский – свежая зрелая поросль на древе и так уже славного в Русской культуре рода: дед – известный поэт Арсений Тарковский, дядя – известный режиссёр Андрей Тарковский. Москвич по рождению, Михаил уже в юности самостоятельно выбирает себе другую малую родину – Сибирь. Хотя «малая родина» величиной с двадцать Франций и Германий вместе взятых, согласитесь, не такая уж и малая. Он стал промысловым охотником, и поэтому не удивляйтесь: возможно, те соболиные шкурки, что украшают ваши изысканные туалеты – добыты Михаилом Тарковским. За десятки лет жизни в занесённой снегами бревенчатой охотничьей избушке он добыл немало соболей. Не для развлечения, и не из-за больших денег. Просто это образ жизни в русской тайге. Кто-то стоит за прилавком или перепродаёт недвижимость, чтобы купить своей возлюбленной дорогой мех. Но чтобы этот кто-то смог это сделать – другой кто-то должен пройти десятки километров по заснеженной тайге, на морозе в минус 30, а то и 40 градусов. Одним из таких безымянных и безсловесных «кто-то» решил стать Тарковский. Не в последнюю очередь, чтобы они перестали быть безсловесными и безымянными, обрели имя и слово. И большинство книг Тарковского составили рассказы и повести о судьбах охотников-промысловиков. Можно, наверное, так сказать. Но это будет неправдой. Потому, что это повести о судьбах русских людей конца XX – начала XXI века. Так будет точнее. Убери из его книг заснеженные путики с капканами, могучий Енисей, снегоходы и тысячи вёрст – и останутся русские люди. Такие же, как на Оке или на Волге. С такими же судьбами – изломанными крушением большой понятной страны и жизни, в один миг выброшенные в новую: уже не такую большую и уж совсем непонятную. И хотя сам Тарковский (уж не знаю – в шутку ли, всерьёз) говорит о «сибирячестве» и «сибирской особости» своих героев, но я думаю так: потому и сибиряки, что русские. Вот не стали же сибиряками ни норвежцы, ни американцы. Хотя и пытались…
Писатель Тарковский относится к слову как к ловитве. Пойманное слово он ощупывает, как мех, рассматривает на свет. А потом ещё долго смакует, повторяет. Но писатель Тарковский относится к слову и как к молитве. Сквозь многие любовно собранные слова он пытается добраться к сердцу (своему, а через это и к читательскому), но иногда – и выше. Патриаршая премия по литературе патриарха Московского и всея Руси имени св. Кирилла и Методия, главная литературная премия в православном мире – тому подтверждение. В русской культурной жизни последнего десятилетия эта премия стала едва ли не самым заметным событием литературного года. И не случайно, что в мае 2019-го провозгласили «Аксиос» именно Михаилу Тарковскому. Очень хочется надеяться, что его прозу и стихи вскорости переведут на болгарский язык. Хотя бы потому, что, кажется, в последние времена только русские и болгары останутся со спасительными письменами святых Кирилла и Методия. Уж больно резво остальные славяне устремились в латиницу, меняя не только букву, но сам дух свой. По слову апостола Павла.
Вот, что Михаил сказал по этому поводу специально для «Русия днес»:
– Михаил, ты уже успел задуматься, что Патриаршая премия – имени святых Кирила и Методия (так по-болгарски), которых болгары (и не без оснований) считают своими соплеменниками? И что книжная (она же – евангельская) речь православных – происходит от староболгарского (в том числе) языка?
– Конечно, Алексей, успел задуматься об этом. Недавно узнал, что Мефодий был поначалу военным и правил византийской провинцией. И о том, что Кириллу и Мефодию мы обязаны своей письменностью и литературой. И кстати недавно мне попалась на глаза диссертация под названием: "Староболгарские традиции в истории русского литературного языка".
– Твоё отношение к этому преемству в нынешней Болгарии и у нынешних болгар?
– Отношусь к этому с братской радостию.
– Как ты думаешь – в чём всё же заключается братство: в общности крови или общности веры? Ведь единокровные нам поляки или чехи всю историю воюют против нас, также как единокровные хорваты и единокровные им босняки режут сербов и друг друга? Хотя, с другой стороны, единокровные и единоверные нам украинцы в годы Второй мировой войны набрали две дивизии СС и в десять раз больше полицаев и карателей, а после ещё и ОУН-УПА (организации, признанные в России нацистскими), а сегодня проливают кровь на Донбассе – и «православие» не мешало (и не мешает) им резать русских...
– Давно об этом думаю. Причём с горечью. Меня всегда поражало, что братство по крови вовсе не означает духовной близости. И особенно красноречив в данном случае пример поляков и чехов. Мой товарищ по школьной поре несколько лет жил с родителями в Чехословакии, и рассказывал, что чехи намного ближе по духу к немцам, чем к нам. И, конечно же, близость более стоит на общности веры. Болгария и Россия это тот счастливый пример испоконного братства, когда в народах соединены и общность происхождения, и общность веры. И это чем дальше – тем ценней, особенно в условиях, когда мир окончательно сходит с ума.