В прошлой статье я писал о том, что такое наше сознание и том, что наше «я», наш центр осознанного восприятия — это не более, чем внутреннее временное переживание (существующее только в минуты бодрствования), порожденное деятельностью мозга и не имеющего никакого реального объекта под собой.
Поговорим теперь о такой важной составляющей нашего сознания, как способность мыслить.
2. То, что отличает нас от животных
И тут мы подходим к не менее удивительной теме, как умение нашего мозга оперировать с опосредованными смысловыми конструкциями.
Мы можем закрыть глава, представить себе тот или иной объект, мы можем даже представить как несколько объектов взаимодействуют друг с другом, разворачивая некую фантазирую сцену.
Но мы это можем сделать только потому, что у нас есть слова для этих объектов.
Да, это может показаться странным, но мы можем представить себе только то, что мы можем обозначить словами или хотя бы каким-то символом (по-сути, письменным словом).
Если я дам вам понюхать запах духов и попрошу его представить, то вы просто не сможете это сделать. Вы переставите только то, с чем у вас этот запах ассоциируется — закат, апельсин. ощущение тепла на коже, оранжевый цвет и так далее. Что-то другое, но не сам запах. просто потому, что у запахов в нашей речи нет обозначения. Как и для многих чувств.
Однако мы можем вообразить окружность, хотя это куда более абстрактное понятие, чем запах. То есть есть вещи круглой формы, но окружность — это абстракция. Мы можем вообразить себе число «пи» или степенной ряд, но вот запах — нет. Просто для запаха нет слова или обозначения.
Из моей предыдущей статьи вы уже поняли, что мозг воспринимает оптические сигналы и затем преподносит нам целостное изображение окружающего мира, которое на самом деле является построенной мозгом моделью, если хотите, его соображениями относительно того, что происходит вокруг.
Также как с воображаемыми предметами, наш мозг может преподнести нашему осознающему центру только то, с чем мы регулярно сталкиваемся и для чего у нас есть обозначения.
Прекрасное тому подтверждение — известный случай. когда американские индейцы, не видя ни разу в жизни большой корабль, и не имея даже никаких ассоциаций с большой парусной глыбой, плывущей по морю, так и не смогли различить вид подплывающего корабля конкистадоров, когда тот подплыл к берегам Америки.
Лишь по волнам, отбрасываемым кораблем, вождь племени смог догадаться, что нечто приблизилось к ним со стороны моря — но индейцы так и не увидели сам корабль.
Так вот, мы можем различить, а далее представить только то, с чем мы сталкивались с самого детства и для чего у нас есть обозначение.
Наличие устойчивых ассоциативных образов, сложившихся с детства, позволяет мозгу различать объекты при построении картины мира, которую он выдает нам за действительность. Дикарь не сможет отличить дуло направленного на него пистолета от обычной палки, а современный человек не только увидит пистолет, но и определит его тип.
Более того, именно слово и далее речь делает возможным моделировать в голове сложные взаимосвязи между объектами, ставить мысленные эксперименты. Это запускает процесс планирования, оценки будущих последствий, взвешиваний «за» и «против».
Слово и речь позволяет запускать процесс мышления и творения от самых простых логических схем до самых сложных сочинений музыки или математических конструкций.
Кроме того слово и речь (буде то разговорная речь, ноты или математическая нотация) позволяют легко записывать и передать опыт целых культурных пластов одному конкретному человеку за его сравнительно короткую жизнь. Письменность и речь — это то, что запустило ускорение в эволюции нашего вида. И к тому же это породило то, что мы называем сознание.
Итак, второй очень важный атрибут сознания — это умение опосредованно обозначать видимые и слышимые явления, облекать их в смысловые конструкции и производить над ними мысленные операции.
Я полагаю, что мозг вообще породил феномен внутреннего «я» именно ради этой одной этой эволюционной цели — опосредованного оперирования с интеллектуальными моделями.
Работа высших психических функций является индуцированной и соответственно более высокой (абстрактной, опосредованной) и менее быстрой формой деятельности, чем рефлекторная деятельность нижних отделов мозга, управляющая сердцебиением, дыханием и т.д.
Эта работа, судя по всему и породила внутреннюю «обслуживающую» функцию мыслительного процесса в виде мыслителя, то есть внутреннего «я».
Ведь для того, чтобы оперировать с интеллектуальными объектами, нужен оператор, причем он должен существовать на том же уровне абстрактности, как и сами смысловые конструкции.
Если говорить языком компьютерной аллегории, компилятор программного кода, который взаимодействует с логическими величинами в программном коде, сам должен быть программой, а не более низкоуровневым устройством (платой, транзистором или проводом).
2.1. Происхождение идентичности
Феномен нашей идентичности, возможно, является неизбежным побочным эффектом опосредованного мышления. Дело в том, что если у центра мыслительного процесса появляется инструмент для анализа внешнего мира, то далее встает уже вопрос времени, когда центр мыслительного процесса применит этот анализ к самому себе.
Я полагаю на первых порах у человека были смутные догадки о собственном «я», скорее всего на ранних этапах эволюции человек познавал свое тело, свои ощущения, затем по мере усложнения коллективных отношений, он стал обозначать связи между собой и миром — стал осознавать (то есть опосредованно соотносить представление о себе по отношению к миру) свое место в стае, в иерархии, в боевом строю или в карауле — он начинал примерять на себя первые социальные роли.
Чем более утонченным становился язык человека, его письменность, чем более усложнялись коллективные конструкции (религия, наука, парадигма, социальный строй и так далее), тем более ускорялась передача накопленных за многие годы знаний коллектива (племени, народа, этноса, или целого культурного пласта) в одну отдельно взятую серую субстанцию вновь рожденного человека, и тем более сложно, детально человек начинал представлять себя.
У людей следующих эпох стали появляться не только базовые социальные роли, но и критерии принадлежности к тому или иному классу, появились понятия морали, оценочных суждений, критерии красоты и прочие опосредованные конструкции, которыми человек стал награждать себя, рождаясь во все более сложном обществе.
Так, к текущему моменту, понятие «я» описывается большим количеством весьма сложных терминов — «я христианин», «я филантроп», «я романтик», «я маркетолог», «я специалист в области human design», «я веду себя прилично», «я позволяю себе немного выпить, но только по выходным» и так далее и тому подобное.
Все это богатство — не более чем интеллектуальные конструкции, позаимствованные нами из социального банка данных, все это существует лишь в нашем воображении, хотя и подкрепляется социальными маркерами и обратной связью.
Например, если я христианин, я могу носить крест на шее и тогда другие представители моего вида, будут сообщать мне о своем одобрении моей религиозной принадлежности. И это одобрение мозг будет интерпретировать как положительную обратную связь, как признак безопасности (стая меня принимает, значит я не буду изгнан) и еще больше закреплять те нейронные участки, которые генерируют в дневном состоянии интеллектуальную идею «я — христианин».
Понятно, что наша личность — это 100% результат того общества (семьи, страны, культуры), в которой формировался наш мозг и которая подпитывает наши представления о самих себе через социальные маркеры и обратную связь.
Но все же, в нашей личности, в нашей уникальности, в нас самих нет ничего объективно реального — все строится исключительно на интеллектуальных и социально сформированных абстрактных (то есть не имеющих реального физического носителя) понятиях.
И самое главное, во всей нашей личности и идентичности вообще нет никакой пресловутой «свободы воли».
Мы мыслим так, как нас научила наша культура, мы действуем в рамках тех понятий, которые продиктовало нам время и социум, мы даже воспринимаем в состоянии бодрствования только то, чему есть социальные названия и коллективный опыт предков.
Мы как личности обусловлены внешней средой. При этом все наши действия продиктованы решениями мозга, а не решениями нашего «центра восприятия», которое мы воспринимаем как нашу личность с ее «якобы свободной волей». Не «мы» решаем, что и как делать, а наш мозг.
Иначе, мы давно избавились бы от явления когнитивного диссонанса, о котором я писал ранее.
Но об этой несвободе, я расскажу в следующей статье.