Найти тему
Наталия Васильева

Восемьдесят девятая группа

Так в моей жизни получалось, что все большие и маленькие достижения давались мне большим трудом. Я никогда не хватала никаких звезд с неба. То же самое говорит и мой папа относительно себя. "Юра, Петровым никогда ничего не дается само собой, легко. Всё достигается трудом, только трудом", - говорила ему в молодости любимая тетушка, и она была права."Терпение и труд всё перетрут", - любила повторять мне в детстве бабушка. И я всегда и во всем терпеливо трудилась.
Школа, музыкальная школа, Университет - все эти "барьеры" были успешно взяты только благодаря усидчивости и терпению, природа не наделила меня какими-то выдающимися талантами в той мере, чтобы знания давались мне сами собой.
Когда я пришла на курсы экскурсоводов, я расценивала это для себя как отдых от многолетней рутины домашних дел (до этого много лет своей жизни я посвятила семье и детям) и получала от этого отдыха удовольствие. Но вот уж где мне пришлось потрудиться - это в восстановлении навыка публичных выступлений. К моменту самых первых выступлений перед сотрудниками музея в голове уже были какие-то факты биографии Пушкина, в довольно стройный упорядоченный ряд выстроились его многочисленные друзья, родственники, знакомые; я представляла его эмоциональное состояние в последние годы жизни, всю его семейную и личную трагедию, обстоятельства дуэли, его мужество в последние часы... Я написала экскурсию и назубок выучила ее текст, но стоило встать перед кем-то из сотрудников музея - щелк! - и все мысли расползались в разные стороны, язык отказывался повиноваться, и я мямлила что-то невразумительное. Конечно, порой на меня накатывало отчаяние и я задумывалась над тем, а надо ли брать этот "барьер" или просто заняться чем-то другим в этой жизни. Но какое-то упрямство заставляло меня снова и снова просить сотрудников музея послушать меня, и в какой-то момент я поняла, что могу отважиться на пробные экскурсии. После пробных экскурсий со второй попытки я получила допуск к работе в музее, и - о чудо! - я смогла проводить экскурсии как внештатный сотрудник.
Первые несколько десятков экскурсий проходили для меня как в тумане. Я старательно проговаривала все пятнадцать страниц своего текста, даже отвечала на вопросы, но лиц людей, стоящих передо мной, я практически не видела: они были для меня какой-то сплошной пестрой полосой, а в голове была только одна мысль: "Только бы не сбиться и ничего не забыть". Наверное, мои слушатели замечали мою скованность, но я благодарна им всем за то, что никто никогда не высказал какого-то недовольства.
Понимая, что мои экскурсии еще далеки от идеала, я раз за разом терпеливо выходила в холл и приглашала всё новые и новые группы в квартиру Пушкина. "Терпение и труд всё перетрут", - повторяла я себе.
... Это была для меня восемьдесят девятая группа. В музей привели школьников класса третьего или четвертого. "Как мой сын Мишка", - мелькнуло у меня в голове, когда я увидела этих ребят.
Ребята были спокойные, вежливые, очень приятные. Группа небольшая - человек пятнадцать. Сопровождающая группу женщина предупредила меня, что пойдет в кассу, чтобы оплатить фотосъемку, и просила начать экскурсию без нее. Я согласилась, но женщина, правда, так к нам и не вернулась.
Я отправилась с школьниками по музею. В каждом зале, как обычно, я рассказывала свой выученный наизусть текст, боясь пропустить какой-нибудь абзац или "споткнуться" на цитате. Ребята терпеливо слушали, хотя я, конечно, понимала, что всё, о чем я говорю, им не особенно интересно. Чем дальше мы продвигались, тем отчетливее я это чувствовала. Но сделать что-нибудь для облегчения их участи я никак не могла: во-первых, передо мной шел какой-то экскурсовод, который подолгу задерживался в каждом зале (я вынуждена была "тянуть время" в ожидании того светлого момента, когда зал освободится), а во-вторых, я чувствовала себя еще настолько несвободно, что понимала: если я начну "выбрасывать" какие-то куски текста, я могу сбиться.

Каким-то чудом мы все-таки успешно прошли бОльшую часть нашего пути и оказались в детской комнате. И вот тут произошло что-то такое, чего я до сих пор не могу объяснить: я вдруг четко увидела лица этих детей. Лицо КАЖДОГО ребенка, а не общую пеструю полосу, как это было раньше. Эти ребята были не просто уставшими - нет, они были измучены: очевидно, еще до похода в музей у них была насыщенная программа. Они стояли из последних сил и терпеливо ждали, когда эта "пытка" для них закончится. Надо ли говорить о том, что они меня просто не слышали?! Меня поразило то, как безропотно и покорно, уставившись взглядом себе под ноги или в стену, они просто ждали окончания моего рассказа.
... "Наташенька, всегда в жизни надо знать свое место. Никогда не нужно лезть на рожон", - часто говорила мне в детстве любимая бабушка. Именно эти слова пронеслись тогда у меня в сознании. А пронеслись они вот по какой причине: я вожу экскурсии по ПОСЛЕДНЕЙ квартире Пушкина, и тут посетителям не принято садиться; считается, что это неуважение к памяти поэта. Есть некоторые негласные правила; не мне устанавливать здесь порядки. Но...
- Ребята, я вижу, что вы очень устали, - произнесла я вслух. Несколько человек подняли головы и удивленно посмотрели на меня. - Я предлагаю поступить вот как: вы сейчас садитесь прямо на пол и послушайте меня; здесь, в детской комнате, мы позволим себе небольшую передышку. Но давайте договоримся вот о чем: в следующей комнате - кабинете - садиться вы уже не будете, это было бы неуважительно к памяти Пушкина. Как вы смотрите на это?
Ребята утвердительно закивали головами и тут же сели (точнее, упали) на пол. Сначала они так же смотрели перед собой невидящим взглядом, но спустя несколько секунд на их лицах я увидела оживление, они стали с интересом рассматривать всё вокруг себя.
- Ой, смотрите, детские игрушки!
- Клетка для птиц! Здесь жил попугай?!
- Посмотрите, детские башмачки! Какие маленькие!
- Здесь жили дети?!
- Печка?! Она настоящая?
Я не могла отказать себе в удовольствии понаблюдать за такими ЖИВЫМИ впечатлениями детей. Из приоткрытой двери, ведущей в кабинет, я слышала доносящийся оттуда голос идущего передо мной экскурсовода. Там шел рассказ о всех лицейских друзьях Пушкина, пересказывалась вся его биография - ничто не предвещало скорого окончания повествования. Я поняла, что в детской я проведу оооочень много времени.
Ребята тем временем осмотрели комнату, я бегло ответила на некоторые их вопросы и продолжила рассказ "далее по тексту".
- ... Часто задумывался Пушкин о том, что ждет семью в будущем. "Хорошо, ежели проживу я лет двадцать пять. А коли свернусь прежде десяти - так и не знаю, что ты будешь делать, и что скажет Машка, а в особенности Сашка..."

И тут случилось то, чего я боялась: размышления о том, что ребятам надо дать передохнуть; о том, что идущий впереди меня экскурсовод и не думает освобождать кабинет Пушкина, и неизвестно, чем мне занять детей здесь, в детской, когда я проговорю весь свой текст, - сделали свое "черное дело". Я напрочь забыла конец цитаты. Как будто что-то отрезало следующие слова. Повисла пауза. Дети, надо сказать, к этому моменту пришли в себя и слушали меня очень внимательно. Я обводила их отсутствующим взглядом, судорожно пытаясь вспомнить конец предложения.
"Ну же, следующее слово начинается на букву "у", - тщетно копалась я во всех уголках зрительной памяти. - Вот же эта цитата: нижний абзац двенадцатой страницы. Последние две строчки!"
Осознав, что зрительная память впала в ступор вместе со мной, я бросила выразительный взгляд на смотрительницу. Она отрицательно покачала головой: не знала она эту цитату. И не обязана знать. Ее должна знать я.
"Что говорила делать в таких случаях методист? Сделать вид, что конца цитаты и нет, поставить многоточие и изобразить, что так и задумано. Но тут как-то неудобно ставить многоточие. Машка и Сашка должны же что-нибудь сказать! Но что?!"
В кабинете идущий впереди меня экскурсовод вещала что-то о зрелых годах поэта. Хорошо, что уже о зрелых годах: значит, детство и юность остались позади. Плохо было то, что впереди была оставшаяся часть зрелых лет, дуэль и трагическая гибель. Если моя группа уже сидела на полу, слушатели предыдущей группы, очевидно, уже лежали. Впрочем, я могла об этом только догадываться.
Ребята моей группы терпеливо ждали продолжения моего рассказа. Почему-то под их взглядами я не могла сказать ничего, кроме правды.
- Представляете, я забыла конец цитаты, - развела я руками. - никогда раньше не спотыкалась на этом месте, а тут вдруг забыла. Что будем делать?
Вдруг мне стало очень легко. Так легко, как бывает со знакомыми людьми, которым просто рассказываешь какую-то интересную историю, делишься впечатлениями, даже не задумываясь о том, что сказать и как сказать. Не знаю, какой "переключатель" вдруг "щелкнул" во мне.
- Да ничего страшного!
- А вы просто пропустите эту цитату!
- Да-да, пропустите и дальше нам расскажите!
- Я тоже иногда на уроке что-нибудь вот так забываю! И ничего, потом вспоминаю! Или не вспоминаю.
Я улыбнулась:
- Хорошо, давайте ее пропустим. Если вспомню - я потом непременно вам ее скажу.
Я рассказала всё, о чем обычно говорю в детской. Кабинет был по-прежнему занят, поэтому мы с ребятами посмотрели во двор, попытались представить себе, как он выглядел раньше, когда здесь были конюшни и каретный сарай; я немного рассказала о судьбе Натальи Николаевны и ее детей; ребята пофантазировали, как люди жили раньше в этом доме без электричества, отопления и водопровода...
Наконец, освободился и кабинет. После передышки в детской ребята с интересом рассматривали личные вещи Пушкина: трости, чернильницу, письменный стол, кресло, трубку...
Всё имеет свой конец - закончилась и та моя экскурсия. Когда мы спускались по лестнице, направляясь к выходу, один мальчик меня спросил:
- А вы так и не вспомнили ту цитату?
Я остановилась:
- Сейчас узнаем. "Хорошо, ежели проживу я лет двадцать пять. А коли свернусь прежде десяти - так и не знаю, что ты будешь делать, и что скажет Машка, а в особенности Сашка; утешения им мало будет в том, что их папеньку схоронили, как шута, а маменька ужас как мила была на Аничковых балах." Вспомнила!
Ребята заулыбались, и мы вместе вышли в холл, где нас встретила сопровождающая группы.
- Представляете, а я пришла в кассу, чтобы оплатить фотосъемку, но было так много народа, что я поняла, что нет смысла стоять в очереди: простою всю экскурсию. Честно говоря, я ужасно устала и решила отдохнуть в холле: мы так долго гуляли по городу перед походом в музей! Вы ведь справились без меня? Ребята у меня хорошие, спокойные.
- У вас замечательные ребята. Кажется, мы неплохо провели время, - улыбнулась я.

Не знаю, что произошло со мной во время восемьдесят девятой экскурсии, но после нее я почувствовала себя значительно более свободно и раскрепощенно. Думаю, что каким-то образом мне помогли в этом ребята, ради которых я, возможно, и нарушила правила.

Знаете ли, бывает, что и трамвай меняет свой маршрут, если водитель трамвая видит смысл в том, чтобы переключить стрелку...