Матвеич не мог жить без моря. Пятнадцать лет плавал капитаном рыболовецкого судна. А потом, как часто бывает, списали Матвеича на берег. И Матвеич растерялся. Перед глазами – морские волны, меняющие цвет по много раз в день. В ушах – шум, шелест, шёпот, грохот моря. Земля под ногами качается. С утра торопливо уходил Матвеич со своей квартиры в пятиэтажном доме на берег. Вдыхал родной запах, всматривался вдаль. Радовался, если далеко на горизонте замечал траулер или сейнер.
А возвращаться домой, в свою пятиэтажку, так не хотелось! Сварливая соседка, какая-то непонятная, бестолковая суета во всём, а, главное, дышать нечем. Затосковал Матвеич. Выручил давний дружок, подсказал: требуется смотритель маяка. Как за спасительную соломинку ухватился Матвеич за эту подсказку. В тот же день был на маяке. Берег пустынный, степной, море – бескрайнее. Чайки, мелкая галька шуршит под ногами, запах волн кружит голову… Жена, Лидия, поворчала, конечно, но приехала. Правда, с условием, что Матвеич, как только освободится обещанное ему место в пароходстве, тут же вернётся в город.
К маяку, к своим обязанностям смотрителя Матвеич привык легко и быстро. Сказано – дело желанное, по душе. А главное – море. Оно всегда теперь было рядом. Не надо бежать к нему по пыльным суетливым улицам, чтобы просто посмотреть на него, подышать его запахом. Не надо возвращаться в душную пятиэтажку, где не спалось ночами. И всё бы хорошо, да вернулась как-то жена из города , радостная, с порога сообщила, что ждут его в пароходстве.
- Собирайся! – тоном, не допускающим возражений, заявила Лидия, не успев отдышаться после дороги.
Матвеич ошарашенно смотрел на жену. Вообще-то, он редко ей возражал. Своё слово Лидия считала не только последним, но вообще – единственным, безоговорочно правильным. А тут Матвеич как-то странно промолчал, не кинулся собираться в город, сразу нашлись у него неотложные дела, например, налить кошке в блюдце молока. Трёхцветная эта кошка неизвестно откуда взялась на маяке в первый же день приезда Матвеича. И прижилась. Матвеич звал её Дуськой. Жена, почувствовав неладное, заговорила:
-Ты мне это… Дурью не майся. Мне пустыня твоя надоела. Переговорить не с кем, глазу остановиться негде. Собирайся, сказала!
- Не поеду я, Лида, - негромко, но твёрдо сказал Матвеич. – Нечего мне там делать. Здесь моё место.
И вышел. Слышал, как бушует Лидия, как говорит о его никчемности, бестолковости, неумении жить, неблагодарности, наконец. А утром жена уехала. В душе Матвеич этого и ожидал – что уедет Лидия, не станет здесь жить.
- Погнали наши городских, - вздохнул Матвеич, произнося свою любимую поговорку, которой он привык выражать целый спектр своих самых разных чувств и настроений. Погладил Дуську.
Сегодня работы оказалось много, и не спеша, с душой посмотреть на море, увидеть, как оно живёт-поживает, Матвеич смог только вечером. Закат уже почти отпылал, когда Матвеич увидел дельфинёнка. Совсем рядом с берегом. А на берегу – пацан. Выцветшая футболка, потрёпанные брюки. Давно не стриженные кудрявые светлые волосы, изумлённые глаза. Смотрел, не отрываясь, на дельфинёнка. Матвеич подошёл:
- Ишь, ты… Смелый!
Вместе с пацаном долго смотрели на маленького дельфина. А дельфинёнок то застывал, словно тоже дружелюбно рассматривая Матвеича с пацаном, то снова начинал резвиться, явно показывая свою удаль и умение. Потом нырнул и уплыл.
Мальчишка обернулся:
- А… он приплывёт ещё?
И столько жалости, даже какой-то горькой безысходности было в его словах, что Матвеич поторопился с ответом:
- Конечно, приплывёт. Мы ж с тобой его не обижали, не пугали. Приплывёт! А ты чей будешь? Как здесь оказался?..
Малец вздохнул, шмыгнул носом.
- Из Марфовки я.
Марфовка – деревушка в несколько домов. Магазин там, куда Матвеич за хлебом ходил да за другим нехитрым товаром.
- Поздно уже. Поди, ищет тебя мамка. Давай я отведу тебя, - предложил Матвеич.
Пацан помолчал. Потом объяснил:
- Не ищет. У неё этот, из города. Виталя.
Поднял большущие серые глаза на Матвеича, сказал:
- Я не хочу туда.
Матвеич в раздумье помолчал.
-Как зовут тебя?
- Платон.
-Надо идти домой, Платон. Мать всё равно искать будет. Темнеет уже. Приходи завтра. Я тебе маяк покажу.
Платон горько, не по-детски, вдохнул, медленно побрёл вдоль берега. Матвеич пошёл с ним – темнота быстро опускалась на берег.
Около маленького, давно не беленого домика было шумно. В распахнутых окнах – свет. Музыка, крики. На покосившееся крыльцо выскочила растрёпанная женщина. Матвеич узнал в ней продавщицу из местного магазинчика. За ней – мужик, размахивая полупустой бутылкой. Платон непроизвольно прижался к Матвеичу.
- Погнали наши городских, - сказал с сожалением. Решительно добавил:
- Пойдём назад. Переночуешь у меня.
Возвращались молча. Дома Матвеич налил в чашку молока, отрезал ломоть хлеба.
- Поужинай, и спать. А мне работать надо.
Малец уснул, едва голова коснулась подушки. Дуська примостилась рядом.
Едва забрезжил над морем рассвет, пацан уже был на ногах. Побежал на берег, высматривал дельфина. Заходил в море, бродил вдоль берега. Потом убежал…
Несколько дней Платон не появлялся. А дельфинёнок приплывал. Резвился почти у берега, словно приглашая поиграть с ним. Матвеич сожалел, что нет пацана. То-то бы порадовался Платон!
Продолжение следует…