Ниже в этой публикации — фрагменты интервью с черногорским классическим гитаристом Milos Karadaglic, о котором уже была речь на данном канале:
Ссылку на оригинал интервью (англ.) вы найдёте в конце этой публикации.
После выпуска в 2011 году на «Deutsche Grammophon» дебютного альбома под незатейливым названием «The Guitar», карьера Милоша, казалось, двигалась на всех парах, но кризис, в виде проблем с рукой, наступил в момент выпуска получившего признание критиков альбома «Blackbird: The Beatles Album» в начале 2016 года. Однако, тьма всё-таки отступила, и будущее снова выглядит светлым!
Проблемы с руками всегда были запретной темой среди музыкантов, и по очень разумной причине — это может разрушить карьеру, даже если кризис миновал или ослаб...
Я был на этом очень трудном пути в одиночестве, и мне пришлось учиться на собственных ошибках. Два года поиска ответов были трудными, и я не пожелал бы такого злейшему врагу.
Прежде всего, эта «запретная тема» должна быть перестать запретной — это важнейшая часть решения здесь. Надо сказать, что мы, музыканты, к сожалению, существуем в мире, где проблемы с руками рассматривается как слабость или что-то постыдное. Страдание в тишине — это очень заметная часть нашей мазохистской философии, нашего постоянного, ненасытного аппетита к перфекционизму и блеску.
Мы используем наши руки совершенно нестандартным образом — просто подумайте, сколько часов в день нужно умножить на недели и годы. Мы стараемся «отточить» все вещи до такой степени, чтобы не допускать никаких ошибок, играть более, чем быстро, чтобы звук был более, чем громким, — и всего этого нам всегда недостаточно. Это парадокс, потому что вся красота музыки заключается в её хрупкости и непредсказуемости. Но всё равно, мы упираемся, ведь под лежачий камень вода не течёт...
Я был виновен во всех этих вещах — меньше, будучи студентом, и гораздо больше, будучи профессионалом. В период с 2010 по 2016 год я давал в среднем 120 выступлений в год, записывал новые альбомы в перерывах, продолжал изучать новый репертуар, не говоря уже о том, что меня выставляли напоказ, присутствовала хроническая спешка, усталость и так далее.
С одной стороны, все мои детские мечты сбылись, и всё же этого как-то всегда было не достаточно. Итак, я шёл на пролом, а быть на сцене и заниматься музыкой было моим убежищем.
За несколько месяцев до травмы я был в лучшей форме в своей жизни. Я выступал без усилий и никогда не чувствовал себя более свободным и довольным своими концертами.
Но затем график усилился, и через месяц мне пришлось подготовить репертуар для альбома Beatles — совершенно новый и свежо аранжированный. Я чередовал двухчасовую сольную программу с концертом Aranjuez и открыл новое сотрудничество с Verbier Festival, а также другими камерными проектами.
Я помню, что очень мало спал и изо всех сил пытался найти моменты покоя. Но я упорствовал, добиваясь отличных результатов — это была моя лучшая работа. Моя решимость была неиссякаемой, но я не знал, что моё тело точно таким же вовсе не было. Это стало огромным шоком.
В конце этого очень интенсивного отрезка я больше не мог держать в руках гитару и почувствовал, что нужно отдохнуть несколько недель. Моя рука так сильно болела, что впервые в жизни не было возможности двигать ей.
Все поняли и поддержали. Я проконсультировался со специалистом в Лондоне, и, к моему облегчению, мне сказали, что всё просто и легко поправимо, и что это просто интенсивное мышечное напряжение. Мне нужно было носить опору на запястье, не работать слишком усердно, наслаждаться жизнью, спать и есть. Мне было так приятно этим заняться.
Но после нескольких недель лечения и хорошего отдыха, когда я захотел наконец начать работу над репертуаром, всё стало намного хуже. Я был в панике, как и все остальные. Мне рассказывали одну запутанную вещь за другой, и чем больше советов у меня было от специалистов, тем больше я чувствовал себя потерянным.
Я не мог спать, а вскоре даже застегнуть рубашку, почистить зубы, написать, и всё же все поиски не приносили результата. Я имел проблемы с любым напряжением, которое было там. Странно, что я мог легко играть быстрые пассажи на гитаре, но медленные лирические фразы были невозможны. Это не имело смысла.
А потом было упомянуто слово «дистония». И этого было достаточно, чтобы создать ещё больше психологического хаоса.
Я был подавлен, но готов сражаться с этим. Я исследовал дистонию за пределами всего, что уже знал, и говорил со многими людьми. Но всё, что я слышал, не подтверждалось — я не чувствовал ничего подобного.
Когда я вернулся к специалистам, они как будто пытались убедить меня, что я неправ, и они знают мои руки лучше, чем я. Давайте не будем забывать, что за несколько недель до всего этого я начал практиковать способы двигать пальцами исключительно без напряжения, но теперь, после всех этих удивительных шин, приёмов и процедур, даже не мог использовать свою руку для обычной повседневной деятельности.
Я решил покинуть Лондон и поискать помощи в другом месте. После нескольких недель умственного отдыха, тренировок в медленных темпах и очень тщательно подобранной физиотерапии в больнице в Белграде я почувствовал себя несравненно лучше. Я был ещё слаб, но уже мог играть без огромных проблем. Все ждали моего выздоровления, и я начал продвигать альбом Beatles и Aranjuez по всей Европе.
Трудно было начать — мои мышцы подвергались терапии и не использовались должным образом в течение нескольких месяцев — но с каждым концертом это становилось всё лучше и лучше.
Параллельно со всем этим, однако, внешнее давление также возобновилось, и к тому времени, когда я начал делать длинные сольные концерты в туре (а это было, очевидно, слишком рано), проблемы вернулись. Мне нужно было больше времени. Я не смутился и отправился на поиски, чтобы решить это раз и навсегда.
Шли месяцы бесцельного блуждания между лучшими специалистами Европы, и я начал сомневаться в себе. В некоторые дни я очень хорошо играл «Recuerdos de la Alhambra», а в другие — боролся с романсом Гомеса.
Я не мог продолжать, отменяя месяц за месяцем концерты. Мне пришлось принять самое сложное решение, которое я когда-либо принимал — мы решили очистить календарь и объявить отмены всех предстоящих концертов. Все вокруг меня были удивительно благосклонны, но я был безутешен — вся тяжёлая работа фактически пошла насмарку.
Большая часть меня искренне думала, что я всё перепробовал и что я действительно никогда не смогу играть снова; это были очень тяжёлые дни. Тогда, по чистой случайности, в тот момент, когда я был на самом дне, я встретил доктора Victor Candia.
Мы поговорили, и вскоре в Цюрихе я начал лечение. В течение нескольких дней совместной работы, как будто чудом, я снова хорошо играл; затем, через неделю или около того стабильного прогресса, моя игра стала действительно хорошей. Но потом, когда я захотел дать несколько концертов, всё пошло снова. Это было так грустно, неясно и бессмысленно. Но, шаг за шагом, с безумным количеством терпения и анализа, мы наконец-то поняли проблему.
Мы с Виктором провели дни и недели, анализируя происходящее, работая одновременно над игрой и обсуждая буквально каждый аспект жизни в музыке. До сегодняшнего дня я никогда в жизни не встречал никого, кто бы знал гитару лучше, чем этот человек — все аспекты техники и психофизиологические загадки, которые окружают нас как музыкантов, играющих каждый день. Я бы никогда не выздоровел без его помощи и буду вечно ему благодарен.
После того, что я видел и пережил, я твердо верю, что истинная фокальная дистония существует лишь у небольшого процента музыкантов, которым поставлен такой диагноз. Это просто неправильно, и это нужно пересмотреть — слишком много карьер было разрушено. Медицина не понимает, что игра на инструменте и создание музыки — это целая вселенная физических и психологических реакций, и вы не можете рационализировать это полностью.
Я очень хочу помочь другим, кто оказался в подобной ситуации, отсюда и эта длинная история. Возможно, кто-то, читающий это интервью, обретёт надежду и поймет, что не всё вокруг только чёрное и белое.
В то же время я не хочу ни на кого показывать пальцем. Я просто искренне желаю, чтобы обсуждение продолжилось, и полон решимости раскрывать эту тему дальше, чтобы начать открытую и конструктивную серию бесед по вопросам, связанным с проблемами исполнительства.
Я считаю, что для нас, музыкантов, было бы очень полезно поделиться этой платформой с другими коллегами, а также ведущими специалистами и учёными, чтобы вместе найти новые ответы, создать более эффективные методы лечения и сделать эту область намного менее «серой», чем сегодня.
Есть ли у вас советы для других гитаристов, которые могут спасти их от такой же ситуации?
Да, несколько вещей.
- Никогда не теряйте то удивительное чувство, которое вы испытывали, когда были моложе и когда всё происходило без усилий. Нет причин, чтобы это когда-либо остановилось. Если вы «в потоке», с вами ничего не случится.
- Если что-то болит, остановитесь и переосмыслите. Поговорите с коллегами, у которых могли быть похожие проблемы. И что бы ни случилось, никогда не позволяйте возникнуть страху, потому что это более серьёзная проблема, чем сама травма. Знайте, что всё всегда имеет решение. Но быстрых решений нет.
- Обратитесь за профессиональным советом, но не сразу переходите к лечению и не думайте, что это автоматически решит проблему. Вы знаете свои руки лучше всех. Всё делаете в конце концов именно вы.
- Что бы вы ни делали, никогда не обездвиживайте свою руку — движение всегда лучше лечить, исправляя его. За каждый день, который проходит без использования рук, мышцы ослабевают, и всё становится хуже.
- Если вам диагностировали дистонию, подумайте ещё раз — очень возможно, что у вас её нет. Но если такой диагноз дает вам достаточную причину, чтобы отказаться от того, что вам больше не хочется делать, тогда это совсем другая история.
Ссылка на оригинал интервью (англ.).
Читайте также публикации этого канала о музыкантах, боровшихся с фокальной дистонией и похожими проблемами:
Классическая гитара, путеводитель по каналу