Вдоль дома – многоквартирного, наполненного коммуналками густо, как сотами; вдоль стены его огромной, что крепостная, кирпичной, жёлтой, с большими окнами шёл и шёл; потом фрагмент улицы увеличивался (бушующего, как сейчас, движенья не было), и, наконец, открывалась она сама, текущая, как и положено, в обе стороны; тогда, свернув направо, поднимался по ступенькам в маленькую булочную, и покупал восхитительный, мукой обсыпанный ситник.
Из двора сбегал по грохочущей гулко железной лесенке, сворачивал тоже вправо, и погружался в ароматную атмосферу овощной лавки; грязный картофель, ссыпаемый в подставленную сумку, громыхал по деревянному желобку, проделанному в прилавке; бочка с квашеной капустой в углу обросла белым мхом; и что-то пёстрое теснилось за спиной массивной тётки в белом халате и грязном фартуке…
Иногда заходил просто так, постоять, посмотреть; иногда – с мамой.
Морковь, огурцы, лук, чеснок – замечательные обитатели огородной реальности.
-Надолго я на дачу поеду, ма?
-На месяц, или два, сынок. Наши заберут тебя в субботу.
Наши – дядя и тётя, что приедут на синеньком «Москвиче» своём из Калуги, и двоюродный брат с ними, как же не прокатиться? И заберут тебя с сумками на дачу, под Калугой, где счастье растворится цветком каждого (даже не погожего) дня.
В перешеек меж домами машины въезжают плотно, почти полностью заполняя его собою: не разминуться, только пропускать, ждать, когда проедет…
До субботы три дня, и заполнить их надо так, чтобы пролетели быстрее, лентой мелькнули; а лето уже идёт, уже реют его стяги; и велосипед, на котором недавно выучился кататься, хороший помощник: вместе легко осилите три дня.
Двор перетекает во двор, всё каменно-зелёное, отчасти спутанное, вещное; никаких зыбкостей, как теперь – в более чем полувековой памяти…
…вот ещё: в другую булочную бегал: на первом этаже дома, более современного, чем ваш, построенный в начале ХХ; и покупал там чудесную слоёную полоску с вареньем.
За пять копеек.
Или три.
Монетка, зажатая в кулачке, пахла медью, и, получив взамен лакомство, не мог дождаться возвращения домой, ел на ходу…
А левее маленький, уютный, конечно, сквер, а за ним Дворец пионеров.
Подлинный дворец – с двумя крыльями: бассейн и спортзал, с несколькими этажами кружков, и… каких только не было.
А коли выйти из вашего подъезда, и пройти вперёд, между несколькими гаражами, протянется дом статского советника Фишера: длинный, причудливо скроенный, вероятно, тоже коммунальный тогда.
А теперь, когда всё и происходит (ведь всё всегда происходит в бесконечном «теперь») квартиры в нём – переустроенные - дороги чрезвычайно; каждый подъезд снабжён маленьким садиком, и все за решёткой заборов.
И ты, пройдя мимо старого двора, а потом минуя серую громаду статского советника Фишера, точно знаешь, что выйдя на гудящую пёстрым движению улицу, никогда не выйдешь в былое.