Заканчивался первый месяц Великой Отечественной войны. На одном из участков западного направления после ожесточенных боев главные силы 13-й армии оставили Кричев и, переправившись через реку Сож, заняли оборону вдоль ее берегов. Для прикрытия отхода был оставлен лишь небольшой заслон.
И вот на рассвете 17 июля на шоссе Варшава — Москва показались гитлеровские танки и бронетранспортеры. Бронированная армада катила на восток. Уже отчетливо видны белые кресты на машинах. Когда головной танк вышел на мост, грохнул выстрел. Танк медленно попятился назад и вспыхнул. Второй снаряд поразил бронемашину, замыкающую колонну. На дороге образовалась пробка. Гитлеровцы попытались свернуть с шоссе, но несколько танков сразу застряли в болоте.
А пушка не умолкала ни на минуту, метко поражая скопившиеся машины. Черные клубы дыма окутали колонну. Гитлеровцы обрушивали шквал огня против советского орудия. А орудие все било и било. С запада подошла вторая танковая колонна и остановилась... Лишь через два с половиной часа фашистам удалось уничтожить орудие и его расчет. Когда фашистские автоматчики приблизились к орудию, около него лежал один солдат.
А на шоссе у моста через болотистую речушку Добрость догорало одиннадцать танков и семь бронетранспортеров, место боя густо устилали трупы вражеских солдат и офицеров...
Бывший политрук роты 409-го полка 137-й стрелковой дивизии Е. А. Шемякин вспоминал:
— Наши бойцы, державшие оборону неподалеку, с восхищением смотрели, как вспыхивали одна за другой хваленые бронированные крепости. В те минуты у бойцов и командиров нашего полка сложилось впечатление, что огонь по танкам ведет артиллерийская батарея полного состава.
Отваге русского солдата изумились даже фашисты. После боя они хоронили его со всеми воинскими почестями. Один из очевидцев того легендарного поединка, офицер гудериановской 4-й танковой дивизии обер-лейтенант Фридрих Хенфельд, убитый через год под Сталинградом, запишет в своем дневнике:
«17 июля 1941 года. Сокольничи, близ Кричева. Вечером хоронили русского неизвестного солдата. Он один, стоя у пушки, долго расстреливал колонну танков и пехоты. Так и погиб. Все удивлялись его храбрости. Полковник перед могилой говорил, что, если бы все солдаты фюрера дрались так, как этот русский, мы завоевали бы весь мир. Три раза стреляли залпами из винтовок. Но прав ли полковник? Все-таки он русский. Нужно ли такое преклонение?».
В Сокольничах жили старожилы, которые помнили подробности боя и самого героя.
— В нашу деревню красноармейцы прибыли за несколько дней до этого боя, — вспоминала колхозница-пенсионерка Анна Федоровна Поклад. — Пушку свою поставили как раз за моим огородом. Этот сержант приходил к нам не раз в село за молоком. Помню: такой молодой парень был, немного выше среднего роста, русый. С виду ничего в нем героического и не было. А ведь каким смельчаком оказался. Когда похоронили его, я каску его простреленную нашла, положила на могилку. Все годы за ней ухаживала, пока не перенесли его останки на братское кладбище.
Жительница того же села Ольга Борисовна Вержбицкая была свидетельницей похорон отважного артиллериста. Ей, немного знающей немецкий язык, гитлеровский полковник приказал перевести красноармейскую книжку. В ней было написано, утверждала О. Б. Вержбицкая: Сиротинин Николай Владимирович.
Кто же он — бесстрашный герой, смело вступивший в единоборство с целой танковой колонной? Николай Сиротинин родился и вырос в городе Орле. Работал на заводе «Текмаш» токарем. В армию был призван в 1940 году, стал отличным артиллеристом, старшим сержантом, наводчиком орудия. С первых дней войны Николай мужественно сражался с фашистскими захватчиками, был ранен в плечо, но не ушел из строя. Прикрыть отход своей части, как выяснилось позже, он вызвался добровольно, заняв позицию со своим орудием у деревни Сокольничи.
Сейчас на том месте, где погиб солдат, стоит памятник. Рядом застыло орудие. У подножия монумента — цветы. Имя героя носит улица в Кричеве, а в Орле его именем названа школа №7. Так солдат возвратился в жизнь из опаленного войной 41-го.