Несколько дней я жил своей обычной жизнью. Пьянство, лень, чревоугодие и искусственная занятость сопровождали меня повсюду. По правилам жанра мне должно поделиться этими серыми и пустыми буднями, дабы оные стали преамбулой к последующим событиям. Но, игнорируя правила, я сберегу драгоценное время читателя и перейду к той ночи, когда массивные резные двери распахнулись, и меня вновь встретила фигура в черном плаще и серебряной маске.
– Наша прошлая встреча не задалась, – почтительно начал я. – Тебе известно, как страсти и эмоции губят людей. Вынужден признать, что и меня сей недуг не обошел стороной.
Я не готовил эту речь, не обдумывал то, что хочу или должен сказать. Язык, губы, челюсть – все они работали самостоятельно. Точнее, чувства, минуя серое вещество, заставляли их двигаться, в то время, как мозг лишь наблюдал за происходящим со стороны.
Очевидно, мои слова достигли цели, и страж сменил гнев на милость:
– Проходи, человек. Будь достойным гостем в моем хранилище.
– Почту за честь, – ответил я и вошел. Внутреннее убранство ни на йоту не изменилось: те же стеллажи со свитками и безымянными томами тянулись на километры вперед, влево и вправо. Так же, как и раньше, два факела освещали ближайшие полки и безэмоциональную маску хозяина хранилища.
Я не знал что сказать, спросить. По большому счету, моему появлению я был обязан лишь уколу совести, который побудил меня принести извинения за непотребное поведение.
– Вновь хочешь узнать об утерянных романах? – будто учуяв мою растерянность, как собаки слышат запах страха, спросил он.
– Едва ли у меня это получится, – без обиняков произнес я и подумал: Богу стоило бы добавить восьмой грех: любопытство. – Я могу спросить кое-что?
– Да.
– Обрывки моих писаний тоже покоятся здесь?
Страж медленно кивнул.
– И взять я их не могу?
– Не можешь.
– Почему?
– Люди теряют, забывают и уничтожают не просто так. У всего есть причина.
– Урок?
– Именно, – подтвердил хранитель.
– Значит, и это тоже урок?
– Может быть, – Я вновь услышал этот тон. Тон человека, который скрывает улыбку. Разговор вновь зашёл в тупик.
В этот момент я проклинал себя за скудоумие и недальновидность. Подготовь я вопросы заранее, не было бы этого молчания, режущего слух. Насколько же нелепо и абсурдно я выглядел: вокруг миллионы историй, миров, что никогда не видели свет, а напротив стоит создание, знающий о них все. И мы молчим.
– Почему я не могу писать? – со стоном вырвался мой вопрос.
– Знаешь ли ты, что такое благодать?
– Дар божий?
– Бесценный дар, выданный авансом.
– И я его утратил? – спросил я.
Мне сложно подобрать слова, вспоминая этот момент. Разочарование, опустошенность, отчаяние – каждый из этих эпитетов был столь часто и жестко изнасилован авторами что уже и половину не так силен, как следовало бы.
– Нет, – успокоил меня хранитель. – Пока нет. Ты стоишь на краю разрушающейся скалы.
– И что мне делать?
– Учиться летать, – проговорил страж, будто это была самая обыкновенная вещь. – Ты можешь строить стены и замки, но время заберет и их.
– Летать…– мечтательно повторил я.
– Да. Тебе необходимо прыгнуть раньше, чем рассыплется твердая порода под ногами.
– А что… Если… – начал неуверенно я.
– Это будет падение.
От последнего слова меня пробила мелкая дрожь. Воображение, игравшее всю жизнь мне на руку, обернулось против меня. Нейроны и синапсы визуализировали самые потаенные страхи, заставляя пульсировать каждую мышцу и каждый нерв моего истощенного тела. Змей, зародившийся на подкорке, подчинил разум. Но даже так, последний смог найти выход. Единственно верный, ведущий из мира фантазий к реальности: я проснулся.