Чем мне нравятся книги издательства Чтиво, так это непредсказуемостью. Во-первых, никогда не знаешь, какой именно будет их новая книга. Во-вторых, даже узнав жанр и прочитав аннотацию, не будешь готов к тому, что скрывает обложка.
Так было с предыдущими тремя книгами. Так было и с «Белым цветком» Николая Старообрядцева. В каком-то смысле меня обманула уже аннотация. Мне казалось, что перед глазами у меня некий интеллектуальный мистический триллер о заговорах и тайнах. Но не тут-то было.
«Серая мышь главенствует в доме, если выше подполья в доме нет ничего. Ночью мыши скребутся под полом. Когда остывает одинокая лампочка, свисающая на проводе с потолка, они выбираются наружу через отверстия, прогрызенные по углам моей комнаты. В поисках хлеба они рыщут в лохмотьях, опавших на пол с загнутых гвоздей, тут и там заколоченных в стену. Но я не держу хлеба в карманах. Пригодное в пищу хранится в кастрюле: медной проволокой крышка привязана к ручкам. Медь не подвластна крысиным зубам. Они уходят ни с чем. Но это им не мешает возвращаться каждую ночь. Они смотрят дальше меня — их зубы заточены о людские надгробия, ими источены корни древа, называемого мировым.
Запах мышиной возни, металлический и отстранённый, запах плесени, скопившейся между страницами отсыревших книг, и запах сапог, приставленных для просушки к печи, — три запаха переплелись и опровергли наличие мира за пределами комнаты, заставили стены, гвоздями пронзённые, мироточить — крепким одеколоном, сбивающим с ног, душистым бальзамом, отравляющим бдительность, сладким нектаром, приклеивающим тело к креслу и книгам. Разбухшие листки, испещрённые записями, загнутые гвозди, сапоги и картофельные очистки плывут в болотной трясине, которой я вскармливаюсь. Вместо хлеба она мне стала питанием. Зубы мои для меди слабы. Я ими точу корень древа, называемого мировым.»
«Белый цветок» | Николай Старообрядцев
Больше всего произведение Старообрядцева походит на те артхаусные фильмы, где ровным счётом ничего не происходит, — глубокомысленные и оригинальные, но до жути скучные и ничего не проясняющие.
Основу текста составляют глубокомысленные размышления лирического героя, возникающие на ровном месте. Чуть ли не всё, что попадается ему на глаза, провоцирует его уходить в себя, а там — сплошь философские рассуждения, развёрнутые метафоры на две страницы и откровения, порой граничащие с галлюцинаторным бредом.
Автор уделяет так много внимания осмыслению и рассуждениям, что экранного времени для сюжета, действия, героев почти не остаётся. В романе всего четыре действующих лица, но ни об одном из них мы ничего не узнаём. Их характеры не раскрываются и не развиваются по ходу повествования.
Сюжет в «Белом цветке» и вовсе очень странный предмет: он, что называется, как бы есть, но его как бы и нет. Весь роман состоит из четырёх посиделок лирического героя с персонажами второго плана и его передвижения между несколькими локациями.
Иногда текст огорошивает потрясающими сценами и эпизодами, которые сперва кажутся многообещающими плот-твистами, а на деле не получают развития и не оказывают влияние на дальнейшие события. Те или иные обстоятельства случаются и тут же исчезают из поля зрения, будто их и не было.
Из-за этого «Белый цветок» воспринимается больше не как целостное художественное произведение, а как краткий пересказ наиболее значимых для самого автора идей и концепций. Причём пересказ не самым удобным для того языком.
Безумно длинные и многословные предложения. Излишне подробные описания, рассуждения и отступления. Не всегда оправданные лексические повторы, переполненные образами абзацы и целые эпизоды, состоящие из размышлений и развёрнутых метафор. Вот вроде бы только начинает что-то происходить с героем, как вдруг действие или диалог прерывается длинным многословным отступлением.
«Прижимая к себе мягкое тело Маргариты Сергеевны, я ощутил вожделение и вдруг, каким-то другим уровнем своего сознания, сокрытым в самой глубине и неуязвимым для действия опьянения, — необъятную печаль космической пустоты, заставляющую невесомые частицы прижиматься друг к другу, вырастать в атомы, молекулы, планеты, звёзды, галактики, в недрах которых пробудившиеся от неорганического сна организмы в ужасающем хороводе набрасываются друг на друга, пожирая и порождая, выкапывают подземные норы и возводят величественные башни, создают умозрительные системы и схоластические лабиринты, бросаются в пропасти, кратеры вулканов, котлы с кипящей водой и печи, дышащие огнём.»
«Белый цветок» | Николай Старообрядцев
Но надо отдать автору должное: местами у него выходят очень хлёсткие и ёмкие цитаты, а местами проза обретает поэтичность. Вообще в тексте Старообрядцева можно заметить множество самых разных речевых приёмов. По большей части это идёт тексту в пользу, но порой сильно коробит. Особенно это касается околоканцеляризмов: где-то они придают тексту особый шарм, а где-то утяжеляют повествование.
Из-за нагромождения умозаключений и витиеватой речи часто теряется нить повествования. На протяжении всего чтения не ясно, куда и почему движется герой, чего он хочет достичь. Он просто занимается привычными делами, иногда захаживает к своему другу пофилософствовать, а затем философствует уже в одиночестве.
«Хлеб ждал меня. Хлеб был создан для меня. Хлеб возник как логическое следствие моего пути, приведшего меня на эту кухню, и в хлебе содержался ответ на вопрос, который я никогда не смог бы задать себе, потому что был слеп в своих поступках, был сомнамбулой в руках тёмной силы, которой вверил себя в минуту слабости. Когда-то душным летним днём, стоя у лотка с соками в оборванных коленкоровых штанах, я обрёл источник неиссякаемого света. Я пользовался щедростью этого источника, не подозревая, что импульс, давший жизнь источнику света, утрачен. Когда энергия первоначального импульса иссякла, я не пожелал расставаться со светом, который вёл меня, но которым я был ослеплён. Я сам стал питать этот источник скудными силами своей души, войдя в замкнутый круг. Оставаясь подолгу в этом пространстве, я начал терять связь с реальным миром, ничем меня более не привлекавшим, — ведь я был слеп и, приходя в соприкосновение с реальностью, только натыкался на острые углы или увязал в трясине суеты, на мельчайших подробностях которой сосредоточивал всё своё внимание, отыскивая логические законы в хаосе и гармонию в нагромождениях хлама. Я ходил по застывшим ночным паркам. Я рвал высохшую траву и набивал ей карманы своего пальто. Я впивался пальцами в огромные камни, вросшие в землю, вырывал их и всматривался в открывшуюся влажную черноту. Я прикладывал мёртвых насекомых к длинным любовным посланиям, которые писал на обрывках обоев со стен моей комнаты и подбрасывал в почтовые ящики на улицах. Я любил ходить на свалки и находить там утюги, швейные машины, электрические чайники, примусы, сломанные фотоаппараты, настольные лампы и скороварки. Я отправлялся на берег и на маленьких плотах отправлял эти предметы в путешествие вниз по течению реки. Я подсаживался на скамеечки к отдыхающим прохожим и, раскрывая какую-нибудь книгу, начинал тихо, но с выражением читать. Я расклеивал на столбах объявления о пропаже никогда не существовавшей собаки или о продаже несуществующего мебельного гарнитура, указывая спонтанно придуманные номера телефонов. В других объявлениях я заявлял, что в городе открылась школа по обучению попугаев чтению катехизиса. Я подбирал бетонные осколки и прикладывал их к голове, вслушиваясь в пение птиц и составляя в памяти словарь их трелей. Я выбирал несколько книг и читал их одновременно, по странице из каждой, пытаясь представить, что это единое произведение. Я смотрел на свои руки и не мог понять, почему они движутся. Я спал под кроватью. Я иссыхал. Я покрывался плесенью и пылью, превращаясь в зачерствевший кусок хлеба. Но я не понимал этого. Внутреннее сияние, на котором я был сосредоточен, так оттеняло внешние события, что их достоверность была сравнима с достоверностью болезненных сновидений, часто тревоживших меня.»
«Белый цветок» | Николай Старообрядцев
Разбавляют этот монолит текста только диалоги. Несмотря на то, что персонажи говорят всё тем же витиеватым многословием, читать их беседы куда интереснее, чем мысленное разглагольствование лирического героя. Хотя бы потому, что разговор двух персонажей это уже какая-никакая динамика.
В общем и целом философский роман Старообрядцева представляет собой поток сознания, порой прерываемый проблесками сюжета, сравнимыми с помехами в эфире. Сюжет произведения построен на созерцании читателем мироощущения лирического героя, чьё внимание скачет от одной мысли к другой, которая вызывает третью, а та запускает новую причинно-следственную цепочку. И так до последней страницы.
Кажется, автор собрал в «Белом цветке» всё, что когда-либо приходило ему в голову. От этого роман воспринимается скорее как набор косвенно связанных миниатюр, чем целостное и стройное художественное произведение.
И проблема тут не столько в отсутствии ярковыраженного сюжета или внятных арок персонажей, сколько в огромном количестве разноплановой философии. Мне не хватило в романе чёткого фокуса на конкретных идеях; какой-то сквозной концепции, которая бы пронизывала иглой всё произведение. Это придало бы произведению стройности, целостности и увлекательности.
«Сообразив по моему виду, что я потерял нить повествования, Алексей осёкся. До этого он с жаром объяснял что-то, стоя и жестикулируя тлеющей веточкой, которую он вытащил из костра, чтобы прикурить папиросу. Он махал ею то как дирижёр, то как фехтовальщик, но, увидев, что я не слушаю, мгновенно остыл и присел у костра. Пока он говорил, и папироса, и веточка угасли. Он стал возиться у костра, подсовывать ветки и раздувать почти угасший огонь, чтобы снова закурить.»
«Белый цветок» | Николай Старообрядцев
Читайте также:
Отрывок из романа «Белый цветок» Николая Старообрядцева
Сексуально-политический трактат Эриха фон Неффа | Николай Старообрядцев о «Проститутках на обочине»
«Печаль пустоты и пафос бесконечности» – Анна Гутиева о «Белом цветке» Николая Старообрядцева