Недавно провёл со своими знакомыми маленький литературный эксперимент — попросил ответить на вопрос, кто написал стихотворение, известное каждому с детских лет:
Сижу за решёткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орёл молодой…
Больше половины опрошенных уверенно ответили: Лермонтов. И были крайне удивлены, когда узнали, что это произведение А.С. Пушкина «Узник», написанное в южной ссылке (Кишинёв, Одесса) в 1822 году.
Оказалось, что это довольно распространённая ошибка. В сознании людей, получивших среднее образование в российской школе, тема одиночества, мрачного заточения и стремления к свободе больше всего ассоциируется с личностью и творчеством Михаила Юрьевича, чем Александра Сергеевича, который, кстати, в настоящей темнице никогда не сидел.
У Лермонтова тоже есть свой «Узник». Он написал его в 1937 году, когда находился под арестом за стихотворение «Смерть поэта» в память убитого на дуэли Пушкина.
Лермонтов тоже дрался на дуэли с французом.
Второй раз Лермонтов был посажен под арест уже в 1940 году после дуэли с сыном французского посла Эрнестом Барантом. Поединок закончился без жертв и даже без серьёзного кровопролития. Но тем не менее «за недонесение о дуэли» поэт был арестован, и его дело разбиралось в военном суде. Второй дуэлянт по воле царя к суду не привлекался. Описывая обстоятельства дуэли, француз излагал подробности в выгодном для себя свете, чем вызвал недовольство Лермонтова. Дальше я позволю себе процитировать статью «Лермонтов, Михаил Юрьевич» из Википедии.
«В ответ на это Лермонтов пригласил Баранта на тайную встречу, которая состоялась 22 марта (3 апреля) на Арсенальной гауптвахте, где на тот момент находился поэт».
В другой статье того же информационного источника: «Литейный проспект» в разделе «Достопримечательности. По нечётной стороне» в перечне зданий сказано:
«№ 3 — с середины XVIII века принадлежал Пушечному двору, бывшем при дворе Литейном; В 1830—1840-х годах в комплексе зданий находилась Арсенальная гауптвахта, где в разное время содержались Лермонтов и Салтыков-Щедрин. С 2000-х годов здесь расположена Михайловская военная артиллерийская академия».
Вроде бы всё ясно и понятно, но давайте посмотрим официальный сайт Государственного Лермонтовского музея-заповедника «Тарханы» (http://tarhany.ru). В разделе «Лермонтов и Белинский: история отношений» сказано:
«Только встреча в Ордонансгаузе, куда Лермонтов был посажен за дуэль, по воспоминаниям Белинского, очень их сблизила»…
Дальше по тексту цитируются воспоминания литератора Панаева, с которым Неистовый Виссарион поделился своими впечатлениями:
«– Знаете ли, откуда я? – спросил Белинский.
– Откуда?
– Я был в Ордонансгаузе у Лермонтова и попал очень удачно. У него никого не было. Ну, батюшка, в первый раз я видел этого человека настоящим человеком!..»…
Что же это за «Ордонансгауз» такой, в котором Белинский навестил поэта?
Возвращаемся в Википедию, статья «Ордонансгауз (Санкт-Петербург)»:
Ордона́нсгауз (от фр. ordonnance — «приказ, указание, ордонанс» и нем. Haus — «дом»; букв. приказной дом) — сооружённое в начале XIX века в классицистском стиле здание в Санкт-Петербурге, где в своё время размещался ордонансгауз, то есть комендантское управление. Расположено по двум адресам: Инженерная ул., 5 и Садовая ул., 3.
Не так далеко от Литейного проспекта, 3, но всё-таки это не Арсенальная гауптвахта. А что тогда?
Больше я не буду цитировать первоисточники, а обращусь к своим собственным воспоминаниям.
Нет, я не такой древний старик и не имел возможности лично знавать Лермонтова с Белинским, но хорошо помню времена, когда в старинном здании на углу Инженерной и Садовой улиц находилась (а, возможно, и сейчас находится) знаменитая Ленинградская гарнизонная гауптвахта, где временно обретали суровый приют злостные нарушители воинской дисциплины. Охрана арестованных поручалась караулу, который ежесуточно сменялся и назначался из курсантов ленинградских военных училищ.
Военных училищ в Ленинграде времён СССР было много и нести службу в гарнизонном карауле приходилось не так часто. За все пять лет учёбы в Академии им. А.Ф. Можайского мне такая честь выпала только три раза. И все эти караулы я провёл на 2-м этаже в помещении одиночных камер, где содержались особо злостные хулиганы, приговорённые командирами к длительным (до 10 суток) срокам заключения.
Отделение одиночек выглядело уныло. Длинный тупиковый коридор: каменный пол, выложенный квадратными каменными плитами, сводчатый потолок с тусклыми электрическими лампочками без абажуров и стены, выкрашенные шершавой краской скорбного жёлто-серого оттенка. Слева и справа — железные двери с маленькими решётками, чтобы наблюдать за сидельцами. За дверью тесная камера размером не больше купе в плацкартном поезде, только без верхней полки и окна. Единственная полка-нары, сколоченная из досок, днём поднимается вверх и пристёгивается к стене висячим замком. Спать лёжа, без матраса и подушки, можно только ночью. А днём разрешается сидеть на железной табуретке за низким железным столиком, ножки которого для безопасности намертво забетонированы в пол.
Не знаю по какой причине, но архитектор здания не предусмотрел оборудования камер водопроводом и канализацией. В них даже не предусматривалось места для размещения примитивной параши. Для удовлетворения большой и малой нужды арестованного, по его просьбе, выводили в общий санузел, расположенный в конце коридора.
Дверь в санузле не закрывалась, и как раз напротив неё размещались две самые страшные камеры, куда по приказу коменданта сажали самых отъявленных негодяев. У них были некоторые отличия от обычных камер. Во-первых, в них было холодно. Толстая отопительная труба, транзитом проходящая через все казематы, именно в этих двух почему-то была холодная. А во-вторых, шершавые (чтобы не рисовали) стены и нары этих камер были выкрашены не светло-серой, а чёрной краской. Одна камера, носившая мемориальное название «Чкаловской», была выкрашена до потолка, включая и сам потолок. А вторая — «Лермонтовская» — только до середины, на высоту человеческого роста.
Согласно местному преданию, в «Чкаловской» в 1930-е годы сидел выдающийся лётчик Валерий Павлович Чкалов после знаменитого пролёта под Троицким мостом. А в «Лермонтовской» — соответственно — Михаил Юрьевич перед отправкой на Кавказ.
Уже в моё время обе эти версии подвергались сомнению, так как содержание арестованных офицеров было организовано на третьем этаже в другом крыле здания. И вроде бы рассказывали, что Чкалов отбывал наказание в каком-то другом месте. А вот по поводу великого русского поэта сомнений нет. Сидел он именно в этом здании, но в другом помещении.
Трудно себе представить, что Лермонтов с Белинским провели четырёхчасовую беседу, сидя по очереди на железной табуретке в чёрной-чёрной комнате, и не оставили воспоминаний об ужасах царского режима. К тому же, на рисунке Б. Лебедева показана вполне пристойная обстановка.
