На закате ельцинского правления не было ничего слаще для Пацана, чем Кока-кола в бутылочках с изящной талией, жвачек со вкладышами, печений с Ковбоями на упаковке да картриджей для игровых консолей made in Taiwan и made in china.
А для того чтобы все это заполучить, нужны деньги. И тогда Пацану приходит в голову мысль, что лучше быть не водителем поезда, как хотелось изначально, а бизнесменом. Или лучше так: владельцем железной дороги, ну или как-то так. Главным бизнесменом для Пацана на тот момент была прабабушка Мотя.
Родившаяся при царе, она умудрилась торговать при всех режимах. Она рассказывала про хитроумную яичницу, которая делалась из лошадиной крови, и которую у нее отнял голодный офицер, про тряпки, про спички, про соль. Ну а при Убийце СССР Мотя банчила тряпками, нажитыми во времена пробуждения в советском народе мелкобуржуазного сознания, то есть при Брежневе. А также — тряпками и посудой, найденными на обочине помойки.
Тогда помойки сами по себе обладали притягательностью восточных базаров:
Тут тебе и винил,
И порножурналы из ФРГ, Венгрии, Румынии,
И велосипеды,
И собрания сочинений членов союза советских писателей.
Первый level бизнеса Пацан уже одолел, то есть освоил науку сдачи стеклотары и цветного металла. Приемщик цветмета всегда казался Пацану кем-то вроде верховного жреца — своим большим магнитом он отделял зёрна от плевел, выгодный цветной металл от невыгодного нецветного. Первый level был взят, на очереди — личностный и карьерный рост. У Пацана накопились журналы и книги, достойные большего, чем отправиться в макулатуру. При должной хватке можно превратить громоздкую, ёмкую в плане информации, в ёмкую в плане покупательной способности, бумагу.
— Баб Моть, — заглянул на кухню Пацан
— Ась?
— Возьми меня торговать, баб Моть.
Так Пацан приобщился к тайному обществу торговцев-клееночников. Так они зовутся, потому что торгуют на клеенках, расстеленных поверх земли.
Осталась ли в XXI века такая форма торговли — неведомо. Но завораживало это похлеще помойки с вышеперечисленными богатствами.
Товары прошли сортировку и своего рода селекцию. Лучший винил, лучшие тряпки, лучший чешский хрусталь воронежского производства, лучшие глиняные истуканы, лучшие книги.
Баба Мотя сразу решила кинуть Пацана в бурное море торговли, выдели ему отдельную клеенку отдельно от себя.
— Торгуйся, но знай меру, — изрекла Багира от торговли.
Пацан расстелил клеенку, прижав ее по углам булыжниками и стал раскладывать свое изобилие.
Начали стекаться первые покупатели. Усатый мужик в очках сунул нос в пакет.
— Пре-лю-бо-пыт-но, — произнес в нос Усатый.
Подскочила торговка баба Маня и отогнала Усатого.
— Товар-р не р-разложен, — кивнула на пустую клеенку, только-только начавшуюся заполняться осколками книжной мудрости, и, обращаясь к Пацану, полушепотом, подразумевающим архиважную информацию, добавила: — Клиента баловать не стоит, пускай потомится.
И вот процесс пошел: будто нанося краску на свеженатянутый и прогрунтованный холст, Пацан, с вдохновением Тициана, выкладывал:
Учебник по математике за пятый класс;
Решебник по шахматам;
Учебник по английскому по курсы Илоны Давыдовой;
Стопку журналов «Моделист-конструктор»;
Стопку журналов «Студенческий меридиан»;
Стопку журналов «Пульс»…
В журнале «Пульс» пацан впервые прочитал про Цоя и увидел нечеткие эротические фотографии, влекущие и манящие на закрытые уровни взрослой жизни, от дверей, к которым хотелось подобрать код, как к приставочным играм.
Когда Пацан начал выкладывать журналы по радиоэлектронике и телевизионному делу, Усатый, до этого момента затаившийся в стороне, хищно как кот, учуявший макрель, потянул носом и подскочил. Баба Маня наблюдала за этим со стороны, и одобрительно кивнула.
— Пре-лю-бо-пыт-но, — протянул Усатый как в первый раз, — а почем, так сказать, книжечки?
Он рылся в брошюрах по радиоэлектронике как золотоискатели в руде и, похоже, наткнулся на жилу.
Пацан понял, что дал маху, не успев придумать цену. Баба Маня наблюдала со стороны, но решила, что юному бизнесмену будет лучше самому отведать тягот капитализма и закалиться.
— Парочку, т-т-роечку я взял бы, пожалуй, — небрежно прозевал Усатый, а по п-пятерке я бы и больше бы загреб.
Настал звездный час Пацана.
— По десятке!
Зелёная десятка таила в себе возможности несомненно более обширные, чем фиолетовые пятисотки для взрослых, доступные, в основном, взрослым.
А десятка — это и жвачка, и кока-кола, и, наконец, петарды с фишками. А пять десяток — картридж с несколькими играми — с Черепашками ниндзя, Алладином, Флинстоунами и целыми кипами вариаций на тему Марио (кто скажет, по кому навертели больше вариаций — по Моцарту, Гомеру, или Марио).
— Ну п-по десять, — Усатый достал лупу и принялся разглядывать рисунки транзисторов на развороте книги, — это, скажем так… А вот по шесть, пожалуй.
Солнце ласково лизало глаза Пацана. Это звёздный час!
— По семь!
Усатый вздохнул, покачал головой, совершил какие-то невообразимые операции в усатой голове, пожевал губу, цыкнул, махнул рукой, гаркнув, будто бы поддал изрядную порцию хрену.
— Га-а-ди-ца.
И начал сгребать все журналы по радиоэлектронике и устройству телевизоров, включая, как только успел заметить Пацан, и толстенные шикарные глянцевые брошюры с цветастыми разворотами, явно превосходя по классу своих жидко-бумажных сородичей. Но сердце уже бешено колотилось в груди, норовя допрыгнуть до горла, как щука из емелиного бидона.
— Ну, п-п-парень, ты т-теперь б-богатей, — отслюнявливал купюры Усатый.
На шоу пришло человек пять торгашей с соседних клеенок.
— А малый-то шурупит, — с уважением протянул пропойца Кирюха, сбывавший семейный фарфор.
Баба Маня наставляла Пацана:
— С первой выручки купи иконку в ларечке, там будет написано «О торговле» и прочитай молитву, сейчас я её тебе запишу. И полезла за бумажкой.
Сто сорок рублей! В душе было очень тепло. Начало дня, и такая пруха.
Теперь вставала проблема получше пристроить вырученные средства или, может, пустить в оборот. Но это уже третий level, о котором баба Мотя, хранившая всю жизнь деньги в кубышке, не ведала.
Дома Пацан ходил в героях, излучая zeitgeist направо-налево. Но любому триумфу приходит конец: пал от кинжалов заговорщиков Цезарь, был отравлен Марк Антоний вместе с Клеопатрой, великий порнограф XVIII века и любимый ученик Ломоносова, Иван Барков, утонул в нужнике, Мартин Лютер Кинг был подло застрелен, а Сталин, никогда не доверявший врачам, умер от побочных эффектов секретного препарата.
Пришел с работы отец Пацана и, узнав, в чем сыр-бор, горько усмехнулся:
— По семь рублей? Эх, вот дурачок, я их лет десять собирал, в командировках доставал, теперь твой покупатель их рублей по пятьдесят продаст.
Тысяча рублей!
Свет померк.
Примерно так же распалась великая империя Александра Македонского.
Ярослав СОЛОНИН