Неделя у Климова выдалась тяжкой. А пятница, хоть и короткий день, выжала из него все последние соки. На работе форс-мажор, истерика у начальства. На душе только одно желание – поскорее нырнуть серой мышью в свою подмосковную нору и затаиться там в блаженном небытии на двое суток. И пусть на улице весна и солнце, он никуда не пойдёт. Будет лежать как бревно на диване, отмокать в ванной, есть, пить пиво, курить, смотреть телек – предаваться убогому холостяцкому счастью. Он всё для этого приготовил. В его руках два набитых пакета – тщательно продуманная программа чревоугодия. С Климова течёт пот, на нём тёплая куртка, а на улице жарко как летом. Позади пять станций метро и сорок минут в душной толчее электрички, десять минут ходьбы пролетарской тропой между промзоной и стройкой, нервная очередь в магазине и ещё семь минут ходу по пьяным кварталам панельных пятиэтажек. И вот – финишная прямая, заветная дверь подъезда.
Климов ставит пакеты и набирает шестизначный код, поскольку не имеет магнитного ключика. Прежде чем войти, наполняет лёгкие воздухом чтобы хватило до третьего этажа. В подъезде, несмотря на домофон, всегда едко пахнет мочой, брагой и старостью. Климову и самому сильно хочется в туалет, так, что он находит в себе силы на финальный бодрый рывок вверх по ступенькам. Перед дверью в квартиру снова ставит на пол пакеты, лезет в карман за ключом. Но в кармане за пальцы его неожиданно кусает пустота! Её яд холодком расходится по телу. Климов встревоженно ощупывает и выворачивает все карманы, вытряхает сумочку с документами. И там нет ключа. И быть не может, поскольку Климов всегда педантично кладёт его в один и тот же карман. Не веря в происходящее, он повторил само-досмотр ещё несколько раз, просмотрел пакеты на всякий случай. Не помогло. И что теперь делать?
Можно надеяться, что он выронил ключ в магазине. Хоть шанс найти его был не велик, но начинать придётся с этого. Если ключа там не будет, то… на этот вопрос ответом была пока только лёгкая паника. Но куда деть продукты? Так просто их тут не оставишь, соседи – сплошь алкаши и шпана. Некогда думать! Климов схватил пакеты и галопом пустился вниз. Он шёл к магазину, внимательно сканируя щербатый асфальт под ногами. Миновав свой двор, Климов понял, что ему немедленно нужно отлить. А тут, как на зло, пятничная суета, весеннее оживление, дети… Его охватывало отчаяние, пакеты тянули плечи и разрезали ладони, нетерпение щемило в паху. Беззвучно матерясь Климов ускорил шаг, в надежде срочно найти укромный закуток. Закутка не было. Он выскочил на узкий тротуар, отделённый жидким газончиком от оживлённой дороги и понял, что больше не может. В этот момент пакет в его правой руке треснул и разошёлся, повалились на землю продукты.
– Оба-на! – воскликнул идущий навстречу мужичок.
– Погоди! Пожалуйста, посмотри минутку за этим, – Климов махнул мужичку на пакет, второй поставил рядом, а сам отскочил на газон под ближайшее деревце, повернулся спиной к тротуару и выпустил свистящую неуправляемую струю. И плевать на проезжающие машины, у них нет души, а значит, и глаз. Ух, казалось-бы, как мало нужно для счастья…
– Ну ты даёшь! – сказал мужичок, когда Климов вернулся.
– Да уж, – отозвался Климов и присев на корточки начал запихивать снедь в остатки пакета. Мужичок уселся рядом и начал помогать ему, собирая раскатившиеся вокруг апельсины.
– Спасибо, – поблагодарил Климов.
– Пожалуйста, – сказал мужичок и добавил, – слушай, может выручишь меня? Трубы горят.
– Давай так, – предложил Климов. – Я выручу тебя, а ты меня. Последи за моими пакетами минут десять. Я ключ потерял. Схожу в «Пятёрочку» – проверю, заодно тебе что-нибудь захвачу. «Балтика-9» пойдёт?
– Не. Возьми лучше чекушку, ну пивка тоже можно, на запивку, – набил мужичок себе цену.
– Хорошо, – согласился Климов. Выбора у него нет, тащить развалившийся пакет невозможно. Он поспешил к магазину.
– Удачи, бродяга! – бросил ему вдогонку мужичок. «Сам ты бродяга» – подумал Климов, но не обернулся.
В магазине он опросил кассиров, администратора и охранника, дважды воспроизвёл весь свой путь вдоль витрин. Но ключа нигде не было. Позабыв про обещанную мужичку чекушку, Климов растерянно покинул «Пятёрочку». Возле выхода он машинально продолжал рыскать взглядом в гибнущей надежде отыскать потерю. Приближались сумерки.
– Ты чего ищешь? – услышал он мужской голос. Здоровый детина сидел на кирпичном приступке в сторонке от выхода и вертел ключом, надетым брелковым кольцом на толстый палец. Его ключом! – сразу понял Климов, узнав свой жёлтенький брелок-смайлик.
– Слава Богу! – обрадовался он и направился к детине. – Это мой ключ!
– Твой? – здоровяк, недоверчиво выпятив нижнюю губу, стал разглядывать ключ. – А чем докажешь?
– Чем докажу? – переспросил, спотыкаясь Климов. Он понял, что детина не вполне трезв и явно в плохом настроении.
– Не знаю, ну если хочешь, можем дойти до моего дома, сам увидишь, – неуверенно предложил Климов, хотя такой сценарий крайне не нравился ему самому.
– С чего это я должен куда-то идти? – пожал плечами детина и снова завертел на пальце ключом.
– Слушай, ну как тебе ещё доказать? Погоди, я понял… – и Климов полез в бумажник, достал оттуда сто рублей и протянул детине. Тот презрительно посмотрел на бумажку и спросил:
– Это что?
– Деньги, – пролепетал Климов. Детина злобно расхохотался:
– Сотня – по-твоему – деньги? Ну ты насмешил! Ты только прикинь во сколько тебе обойдётся в пятницу вечером слесаря вызвать, а потом новый замок вставить на выходных…
– Хорошо, – сокрушенно вымолвил Климов. – Сколько ты хочешь?
– А с чего ты взял, что мне вообще нужны деньги? – гордо осадил Климова увалень. – Думаешь все тут, как ты, продажные?
«Ох-уж, эта загадочная русская душа», – подумал Климов и грязно выругался про себя.
– Ну что, что тогда тебе надо? – взмолился он к шантажисту.
– Для начала, давай выпьем, – сказал тот, степенно доставая из-за пазухи бутылку водки, – а после поговорим.
– Но я не пью! – соврал Климов, хотя водку он и правда не пил. – Слушай, ну пожалуйста, меня там ждут.
– Да кому ты нужен? – равнодушно бросил детина, откручивая с бутылки пробку и разливая водку по пластиковым стаканам.
– Там мужик за моими продуктами смотрит, я обещал ему через десять минут вернуться!
– Не ссы, подождёт, – уверил детина Климова, протянув ему наполненный до половины стакан. – Давай, вмажь как следует!
– Да куда столько-то, – сопротивлялся Климов, – какой хоть повод?..
– Херовый повод, – мрачно ответил детина, – жена-сучка ушла.
– Сочувствую, – сказал Климов и зачем-то спросил, – когда?
– Год назад, – ответил детина, – к какой-то вше офисной сбежала.
– Что? Год назад? – изумился Климов.
– Завали пасть и пей, – приказал детина и выплеснул в свою глотку стакан.
Климов смиренно последовал его примеру и постарался залпом проглотить отвратительную тёплую жидкость. Натощак водка заходила со скрипом. Сразу заболела голова.
– Занюхай, – детина сунул Климову под нос разрезанную напополам луковицу. Климов вдохнул, фыркнул и поморщился от изжоги.
– Ну теперь ты отдашь мне мой ключ? – спросил он.
– Да погоди ты. Сперва поговорим.
– О чём?
– Ну, для начала, ответь мне – кто ты такой по жизни?
Этот вопрос Климову доводилось часто слышать в юности, выпавшей на «лихие девяностые». Тогда улицы жили «по понятиям» и, казалось, всё общество подчинялось какой-то около-тюремной стратификации – «мужик, вор, бродяга, пацан, красный…». Климова даже обучили как нужно правильно отвечать, если гопота пристанет с вопросом «кто ты по жизни?». Отвечать почему-то предлагалось – «бродяга». Но Климов так не разу не воспользовался этой идентификацией, прекрасно понимая, что за этим вопросом последуют другие, и за базар придётся отвечать. Он не желал заучивать весь несуществующий уличный кодекс, зная, что независимо от ответов, ты всё равно отхватишь своё. Поэтому, когда возникали подобные ситуации, он, гордо подняв голову отвечал – «я человек!». И его гуманистическая спесь нередко сбивалась увесистыми ударами в челюсть. Вес кулаков этого угрюмого детины Климову совсем не хотелось изведать. К тому же, он вспомнил, как недавно мужичок в напутствие назвал его «бродягой». Климов решил испытать упущенный в юности опыт и ответил громиле:
– Я… да так… бродяга.
– Кто?! – поперхнулся детина и зашёлся долгим истерическим смехом. Хохотал буквально до слёз. – Ну ты меня уморил, «бродяга» … планктон ты офисный.
И он, потряхиваясь от смешливых конвульсий, снова взялся разливать водку:
– Давай-ка вмажем ещё! Ну надо же – «бродяга» – пиявка ты потреблядская, а не бродяга.
– А сам-то ты кто? – обиделся Климов.
– Я работяга, – прорычал здоровяк, – я этими вот руками дома для людей строю. А ты что делаешь?
– Я менеджер.
– Какой менеджер?
– По продажам.
– И что ты продаёшь?
– Тренинги.
– Какие тренинги?
– Тренинги по продажам, – ответил Климов, тут же поняв, как это в целом абсурдно звучит.
– Чего?! – снова поперхнулся детина, но на этот раз уже не смеялся, а посмотрел на Климова зло, – это вообще какой-то пипец. Ну ты жулик!
Он протянул Климову стакан тыча в него бычьим взглядом. Они молча выпили и занюхали луком. Климов почувствовал, как резко пьянеет, и как храбрость расходится по его венам.
– Дружище, отдай мне ключ, пожалуйста, – убедительно обратился он здоровяку, – мне домой надо!
– Ты говоришь – «дружище», а докажи, что ты мне друг, – сказал детина, вставая и притискивая Климова к себе. – Потешный ты парень, раскуражил меня. Знаешь, что? А давай вместе отметелим кого-нибудь, – и он начал озираться по сторонам в поисках подходящей жертвы.
– Да не буду я никого с тобою метелить, – визгливо забрыкался Климов, выкручиваясь из объятий громилы.
– Ну тогда я сам тебе щас всеку, – спокойно сказал его захватчик и задумчиво уставился на свой кулак, на котором болтался климовский ключ.
Тут в Климове что-то сорвалось, и срыв этот совпал со свежей стадией опьянения, при которой тело стало опережать рассудок в инстинктивной мудрости действий. Он яростно дёрнул за ключ, содрав его с угрожающей лапы и пустился в дикое бегство! Детина взвыл от боли и скрючился, обхватив повреждённый палец. Ноги Климова бежали в сторону противоположную той, где ждал его мужичок с пакетами. Ноги знали, что делали – запутывали следы. Климов слышал за своей спиной проклятия и угрозы здоровяка, тяжёлый топот его шагов. Но дистанция между ними росла. Где этой раненой туше догнать лёгкого Климова… Он ощутил в погоне какой-то животный азарт и злорадно загоготал, триумфально сжимая в своей руке отвоёванный ключ. Смайлик с кольцом остались на память здоровяку. Климов нарезал витиеватые петли на несколько кварталов и с другой стороны вернулся к тому месту, где расстались они с услужливым мужичком.
В сумерках он не сразу заметил мужичка. Он сидел в сторонке на погребе в компании какого-то приятеля, разложив перед собой щедрый пикник из оставленных Климовым лакомств. Откуда-то в центре натюрморта уже возникла опустошённая чекушка. Собутыльники цедили климовское крафтовое пиво и гурмански покрякивая ели его салями.
– Красиво, – сказал Климов подступая к ним.
– О! Вот и он, – притворно удивился мужичок, – а я думал ты уже не придёшь. Сказал десять минут, а сам полчаса ходишь. А я тут сижу, понимаешь, голодный…
– Да Бог с тобой, ешьте, – сказал Климов, взял уцелевший пакет и собрался уходить.
– А чекушку-то мне принёс? – опомнился мужичок.
– Нет, – сказал Климов и дал ему двести рублей.
Войдя в квартиру, он не ощутил долгожданного блаженства и покоя. Ночью долго не мог уснуть, застряв в неуютной фазе, когда протрезвевший мозг чувствует, как тело медленно и мучительно изживает из себя алкоголь. Болела голова, и почти до утра в ней беспокойно ворочались, переползая из яви в сон и обратно токсичные вопросы: «кто я?», «кто я по жизни такой?».