Злой Демиург

Сначала говорили – карантин только на две недели. Но нынче двадцатый день пошёл, как мы по домам сидим. Невмоготу уже, правда. И когда эта дурацкая эпидемия кончится? А может и нет её вовсе, а правительство всё придумало? Кто знает. А за окошком весна, солнышко такое игривое, птички чирикают упоительно. На клумбах во дворе первые цветочки повылезли. Не пахнут ещё, но глаз радуют. На деревцах тоже почки проклюнулись, а кое-где даже листики. И такой тёплый бриз с моря дует зовущий. Нет, думаю, хватит с меня...

– Фухх, ну и жара, – выдохнул Лёха, меняя пакеты в руках, – начало мая, а печёт как летом. – Ага, – согласился Андрей и тоже зачем-то поменял пакеты, хотя ноша в левой и правой руках не особо отличались по весу. – Слушай, а точно твои предки не явятся? – Да точно, точно. Не ссы, – успокоил Лёха. – Говорю тебе они в Н-ск на все праздники свалили. – Долго ещё нам? – простонала Наташа. – Я уже не могу. – А ты-то чего не можешь? Вы вон хотя бы налегке, это мы с Андрюхой тут надрываемся. – А давай мы облегчим вам ношу, – предложила Ленка и без проса выудила у Лёхи из пакета полторашку с пивом...

«Надо бы прекращать смотреть новости. А то какая-то дичь снится» – Лямкин потянулся к телефону с намерением выключить назойливый будильник. Телефон, пляшущий на краю журнального столика, выскользнул из руки и уплыл под диван, продолжая нервно вибрировать на паркете и пиликать с удвоенной громкостью. – Вот чёрт! – выругался вслух Лямкин и попытался отыскать непослушную побрякушку на ощупь, свесившись с постели и запустив на излом руку. Вспомнилась дурацкая игра, когда непослушным железным ухватом нужно достать из киоска игрушку или ещё какую-нибудь дребедень...

Ёжик пробирался по лесной опушке сквозь высокие травы. Где-то вдали слышался зовущий его голос Медвежонка. По старой доброй традиции собирались они в эту ночь пить чай и предаваться астрономическим наблюдениям. Хотя со звёздами на небе выходила накладочка. Уже несколько ночей не было видно ни звёзд, ни луны, и несколько дней – солнца. Всё из-за этого тумана. Туман был не таким, как обычно. Он был чёрным и липким, тяжко пах гарью и сбивал Ёжику все запахи и ориентиры. Непонятно было, вечер уже или день ещё, и непросто было отыскать дорогу к приятелю в этой неясной мгле...

«Отвратительно» – подумал Козлов, когда под его носом проплыла тарелка с очередным «изысканным» салатом. Из бело-жёлтого месива выглядывали задорные гранатовые зёрнышки, кусочки грецкого ореха молили о помощи, утопая в жирном майонезном болоте. Что там таилось-слоилось внутри под этим топким покровом, какие пикантные сочетания – ему не хотелось даже догадываться. Да и на всём, забитом яствами и бутылками, новогоднем столе царила такая же пёстрая мешанина вкусовых и диетологических несоответствий,...

Двери кафе распахнулись и выпустили в дождливый пятничный вечер небольшую хмельную компанию. Мокрое анонимное межсезонье в столице, неоновый свет хлюпает и полощется под ногами. Круги от холодных капель пересекаются и расходятся рябью по сплошной чёрной асфальтной реке. Льёт монотонно, мелко, размеренно, давая понять, что надолго. Над компанией с щелчками раскрылась пара зонтов. Уютный румянец застолья не покинул оживлённые лица, но на многих из них зевает уже другой уют – домашний, семейный. Зажглись прощальные сигареты, прозвучали прощальные шутки, пока пальцы вызывали такси...

КАМЕНЬ ГЛУПОСТИ Константин Петрович Карловский, доцент кафедры философии, всегда перечитывал свои конспекты перед парой. Конспекты были длинными, представляя собой не краткие тезисы и наброски, а полный развёрнутый текст лекции. По сути, каждая из них, по мнению Константина Петровича, потянула бы на неплохую научную статью. За каждой из них стоял высокий полёт творческой мысли в бессонной ночи. Со временем на основе этих конспектов можно будет издать свой учебник. Особой необходимости их перечитывать не было, поскольку основным преподавательским методом Константина Петровича была диктовка...

Проспала она не больше двух часов. Вопреки обещаниям Алекса, уснуть было крайне сложно. Не столько из-за волнения в связи с происшествием (о нём Алина почему-то быстро забыла), сколько из-за фрактальных завихрений, кружащихся над её головой, которые продолжили кружиться уже внутри головы, после того как она уснула. Да и многое расходилось с баснями Алекса. Когда зазвенел будильник, она долго не могла найти в себе сил подняться. Поднялась вся опухшая и разбитая. Какой там «бодряк», какая там «ясная голова»?! Внутри горела пустыня, всё тело ныло от боли. Волшебное ощущение вселенской центро-укоренённости испарилось, будто его не бывало...

Алина закрыла глаза и начала, по рабочей привычке, раскрашивать звуки в разные цвета и оттенки, определять их формы и внутренние значения. Музыка по-прежнему ей не нравилась. Но она, почему-то, стала воспринимать это спокойно, зная, что вот-вот её тело будет непонятным образом вознаграждено за долгое ожидание. Вскоре, она услышала, как общая гамма сменилась. Благодаря жидкой волне оваций и одобрительных посвистов Алина догадалась, что на вахту у пульта заступил Дэнни. Царившие прежде над эфиром когтистые сэмплы и рваные ритмы скрутило в воронку и смыло в безвестность. Одинокая низкая нота низвергла...

Алина стояла возле овального танцпола, подавленно наблюдая, как несколько тел подёргиваются в лёгких конвульсиях. Она не назвала бы это танцами. Вокруг летали рафинированные мёртвые звуки; кружились в слишком предсказуемой математике, но не проникали в неё. Не хватало какой-то волны, наполнения, которое могло бы связать разрозненные фигуры в нечто единое и стихийное. Или ей так казалось. Во всяком случае, бит точно был слишком вялым, пропадающим в те моменты, когда тело ожидало развития и уже готовилось вступить в свой бессловесный диалог с музыкой. И телесность страдала в обманутых ожиданиях, осекаясь и замирая на краю слишком частых ритмических ям...

«Вот и первая ласточка! Добро пожаловать в апокалипсис!» – злорадно подумала Алина, когда услышала, как её соседка Соня задаёт клиенту вопрос: – Что с вашим голосом? Вы говорите, как насекомое… «А вот и вторая!» – подметила Алина, услыхав, как одна из девчонок уверяет клиента, что он беседует с ангелом. «Третья!» – эта вообще бросает гарнитуру и убегает прочь из переговорного зала, позабыв как дышать в погоне за радугой. Ну и дальше – больше: всё помещение наполняется искристым током безумия. «Надеюсь, не переборщила» – мелькнуло в голове у Алины, когда и в её наушниках загудело соединение. На...

Неделя у Климова выдалась тяжкой. А пятница, хоть и короткий день, выжала из него все последние соки. На работе форс-мажор, истерика у начальства. На душе только одно желание – поскорее нырнуть серой мышью в свою подмосковную нору и затаиться там в блаженном небытии на двое суток. И пусть на улице весна и солнце, он никуда не пойдёт. Будет лежать как бревно на диване, отмокать в ванной, есть, пить пиво, курить, смотреть телек – предаваться убогому холостяцкому счастью. Он всё для этого приготовил. В его руках два набитых пакета – тщательно продуманная программа чревоугодия. С Климова течёт пот, на нём тёплая куртка, а на улице жарко как летом...