В конце 1825 года вся семья Чернышёвых собралась в имении Тагино, чтобы отпраздновать Рождество. Здесь же и супруги Муравьёвы. Александра Григорьевна ждала третьего ребёнка, Никита Михайлович был в долгосрочном отпуске. Он не подозревал, что «Нобря 25 дня 1825 года» поступил безграмотный донос А.Майбороды, где, в частности, было сказано: «Я укажу место хранящее приготовленные уже какието законы под названием русская правда, и много других им подобных сочинений, составлением коих занимаются тут Генерал Интендант армии Юшневский и Полковник Пестель, а в Петербург служащий в генеральном Штабе никита Муравьев» (орфография подлинника).
20 декабря Муравьёв был арестован, 25 декабря доставлен в Петербург на главную гауптвахту, а 26 декабря переведён в Петропавловскую крепость.
Ещё раньше, 17 декабря, был арестован брат Александрины Захар Чернышёв (по иронии судьбы, он родился 14 декабря, как раз в день восстания). От переживаний мать Александрины парализовало…
Говорят, что при аресте Никита на коленях просил у жены прощения. А позднее написал ей: «Увы! Да, мой ангел, я виновен, — я один из руководителей только что раскрытого общества. Я виновен перед тобой, столько раз умолявшей меня не иметь никаких тайн от тебя. Сколько раз с момента нашей женитьбы я хотел раскрыть тебе эту роковую тайну. Я причинил горе тебе и всей твоей семье. Все твои меня проклинают. Мой ангел, я падаю к твоим ногам, прости меня. Во всём мире у меня остались только мать и ты. Молись за меня Богу: твоя душа чиста, и ты сможешь вернуть мне благосклонность неба».
Невозможно без комка в горле читать и это письмо, и ответ (архив Муравьёвых сохранился практически полностью): «Мой добрый друг, мой ангел, когда я писала тебе в первый раз, твоя мать не передала ещё мне твоё письмо, оно было для меня ударом грома! Ты преступник! Ты виновный! Это не умещается в моей бедной голове. Ты просишь у меня прощения. Не говори со мной так, ты разрываешь мне сердце. Мне нечего тебе прощать. В течение почти трех лет, что я замужем, я не жила в этом мире, — я была в раю. Счастье не может быть вечным… Не предавайся отчаянию, это слабость, недостойная тебя. Не бойся за меня, я всё вынесла. Ты упрекаешь себя за то, что сделал меня кем-то вроде соучастницы такого преступника, как ты. Я самая счастливая из женщин. Письмо, которое ты мне написал, показывает всё величие твоей души. Ты грешишь, полагая, что все мои тебя проклинают. Ты знаешь безграничную привязанность к тебе. Если бы ты видел печаль бедной парализованной мамы! Последнее слово, которое я от нее услыхала, было твое имя. Ты говоришь, что у тебя никого в мире нет, кроме матери и меня. А двое и даже скоро трое твоих детей — зачем их забывать. Нужно себя беречь для них больше, чем для меня. Ты способен учить их, твоя жизнь будет им большим примером, это им будет полезно и помешает впасть в твои ошибки. Не теряй мужества, может быть, ты ещё сможешь быть полезен своему Государю и исправишь прошлое. Что касается меня, мой добрый друг, единственное, о чём я тебя умоляю именем любви, которую ты всегда проявлял ко мне, береги своё здоровье».
А «соучастницей преступника» Александра Григорьевна, видимо, всё же стала: в архиве Муравьёва сохранились исторические и военные записки, но нет никаких политических заметок. Скорее всего, это она уничтожила всё, связанное с восстанием.
30 декабря она уже в Петербурге и вместе со свекровью (арестован был и младший брат Никиты Александр) непрестанно хлопочет.
За огромные деньги наладив переписку, Александрина пишет мужу: «Если б я имела возможность хоть изредка видеть тебя, ничто на свете меня бы не сломило, никакое физическое несчастье; я согласилась бы стать глухой, парализованной, лишь бы не расставаться с тобою, и всё равно была бы счастлива!..», «Проезжала сегодня мимо крепости, милый друг, так близко к тебе! Глаз не могла отвести от этих стен, будто умею видеть сквозь камень. Всю ночь, наверно, готова была бы стоять перед крепостными воротами. О, как же я завидую тем, кто имеет право туда входить!» И получает ответы: «Я беспрестанно о тебе думаю и люблю тебя от всей души моей. Любовь взаимная наша достаточна для нашего счастья. Ты сама прежде мне писала, что благополучие наше в самих нас», «Милая Сашези, укрепляй себя, не предавайся печали, я тебя люблю от всей души, от всего сердца, от всех способностей моих», «Твои письма, милый друг, и письма маменьки производят на меня такое впечатление, будто самый близкий друг каждый день приходит побеседовать со мной. Время от времени я перечитываю всю мою коллекцию, которая стала теперь довольно многочисленной. Моя мысль не в тюрьме, она всё время среди вас, я вас ежечасно вспоминаю, я угадываю то, что вы говорите, я испытываю то, что вы чувствуете».
Александрина заказывает художнику Соколову свой портрет для передачи в крепость (портрет – в начале статьи). Муж никогда не будет расставаться с ним: «В минуту наибольшей подавленности, мне достаточно взглянуть на твой портрет, и это меня поддерживает». Семейное предание говорит, что Александрина попросила изобразить себя мужественной и сильной, но художник не мог погрешить против истины: мужество бесспорно, а вот силы…
13 марта родилась Елизавета Муравьёва, а 10 июля Никита Муравьёв был осужден по I разряду («Участвовал в умысле на Цареубийство… предполагал изгнание Императорской Фамилии; участвовал… в учреждении и управлении тайного общества, и в составлении планов и конституции») и приговорен в каторжную работу на 20 лет. Практически сразу Александрина начинает хлопоты о выезде вслед за мужем. Уже позднее она объяснит: «Я уехала потому, что мне было на кого оставить детей моих… Никакие дела не требовали моего присутствия в России. Но если бы будущее моих детей зависело от меня… я бы осталась, и ничто не заставило бы меня двинуться». Разрешение было получено 12 октября 1826 года.
10 декабря Никита Михайлович был отправлен в Сибирь. Вспоминает П.Е.Анненкова: «По первому зимнему пути были отправлены Никита и Александр Муравьёвы, Торсон — моряк и Иван Александрович Анненков... Тогда носились слухи, что Муравьёвых и Анненкова не без причины поспешили отправить, а именно потому, что мать Муравьёвых, Екатерина Фёдоровна, которая безумно любила сыновей своих, потом жена одного из них, Никиты, Александра Григорьевна, рожденная графиня Чернышёва, и, наконец, я — были самые беспокойные, самые смелые. Мы всем из властей в С.-Петербурге решительно надоели и от нас не знали, как отделаться».
«Беспокойные и смелые» Александрина и Е.Ф.Муравьёва встретились с отправляемыми на первой станции, снабдили их всем необходимым в дорогу…
В начале января 1827 года Александра Григорьевна отправилась вслед за мужем. По пути в Москве она встретилась с Пушкиным. Мы не знаем, были ли они знакомы прежде (Никиту Пушкин знал до своей ссылки), но известно об их дальнем родстве (насколько я сумела высчитать, Александрина приходилась матери Пушкина пятиюродной сестрой). Пушкин передал с Александриной своё знаменитое «Послание в Сибирь» и послание к Пущину. По семейной легенде, Муравьёва провезла их, спрятав в причёске. «Послание в Сибирь» она сумела передать мужу при первой же встрече, второе стихотворение хранила ещё почти год, до приезда Пущина в Читу. Прощаясь, Пушкин «так сжал её руку, что она не могла продолжить письмо, которое писала».
В феврале 1827 года, проехав почти 6000 верст за 20 дней, Александрина первой из жён декабристов приехала в Читу (Трубецкая и Волконская были в Благодатском руднике), куда её мужа привезли 28 января.
Продолжение в следующей статье! Голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
«Карта» статей на эту тему здесь
Навигатор по всему каналу здесь