Мне не известно, много ли успешных побегов было совершено из ГУЛАГА, но об одном из таких побегов я знаю достоверно, знал этого человека и слышал его историю.
( Удивительная история Н.Г. рассказанная его сыном Олегом)
«Мои родители познакомились, когда отец служил сверхсрочную на одном из военных аэродромов. В начале шестидесятых годов, когда отец демобилизовался, в нашей семье было уже трое детей, и он остался жить в тех же краях, где служил.
Родители всегда были для меня примером. Я никогда не видел, чтобы они ссорились. Нет, они, наверное, тоже ссорились, но никогда не делали этого при нас.
Отец был мастером на все руки. Мне казалось, что он умеет делать все: плотничать, работать на токарном станке, сложить печку, был высококлассным сварщиком. Мать, смеясь, рассказывала, что вязать носки и варежки ее научил отец.
Родственники отца жили за тысячи верст от нас, поэтому гостями они были нечастыми. Мы тоже иногда ездили на родину отца, но обычно это были какие-то значимые события.
Меня всегда интересовало, почему у родных братьев и сестер отца иная фамилия. Сначала я не задумывался над этим, а потом как то спросил у родного дядьки, почему у них с отцом разные фамилии.
Он неопределенно пожал плечами, а потом произнес: «Да был у нас в деревне один такой». Больше я к этому вопросу не возвращался. Мало ли что в жизни бывает.
Я отслужил армию, работал в колхозе, и однажды отец позвал меня в свою комнатушку, где стояли различные регулировочные стенды для отладки топливной аппаратуры. Начало разговора показалось мне неожиданным:
«Помнишь, ты из армии писал, что встретил в патруле солдата, который был из моей деревни и написал его фамилию, а я ответил, что не помню таких? Все я помню, и фамилию эту знаю, и отца его помню хорошо. Вот только нашу фамилию этот солдат знать не мог, потому что в нашей деревне меня знают под другой фамилией.
Ту, что мы сейчас носим, это не настоящая моя фамилия. Просто были такие обстоятельства, что мне пришлось скрыть свое настоящее имя и назваться чужим».
Я помню, как меня обдало жаром, ослабли ноги и в голову полезли нехорошие мысли. Неужели мой любимый отец, которого я безмерно уважал, работал на немцев и был предателем?
Ведь была война, а если он сменил фамилию, мог ведь и возраст свой изменить. Но ведь он жил открыто, свободно приезжали родственники, да и он не раз был на своей родине. В общем, сложно передать чувства, которые я испытал в тот момент.
А отец продолжил:
« Мне в 1944 году исполнилось 17 лет и меня призвали в армию. На фронт не послали, видимо, из-за возраста. Попал в Пермскую область, в часть, которая охраняла военнопленных немцев. Вот там-то я и получил свой срок.
Что натворили? Кушать очень хотелось, стащили с ребятами со склада несколько банок американской тушенки и попались. Отделались по тем временам легко, нам дали по три года. Наверное, по законам военного времени наказание могло быть куда суровее. Видимо учли возраст.
Так я из охранника военнопленных сам превратился в заключенного. Попал на шахту. Было очень тяжело, а потом у нас случился взрыв. Меня привалило лишь слегка, а ночью мне удалось выбраться из шахты и уйти в бега. (Как отец выбрался из шахты, точно не помню, вроде как, через вентиляционную систему)
Меня никто не искал, похоже, списали. Решил добираться до дома, так как другого выхода не было, а добраться можно было только по железной дороге. Добирался на товарняке.
На одной из станций меня заметили, сняли с эшелона и сдали в комендатуру. Документов у меня не было, и я назвался фамилией давно умершего дальнего родственника.
В годы войны за самовольный проезд на товарных поездах существовала уголовная ответственно, поэтому снова суд, и я получил 6 месяцев заключения. (Указ от 9.04.1941г. до 1 года тюремного заключения. Если преступление совершалось впервые, то по решению суда дело могли прекратить.)
Так я оказался в другом лагере, но теперь было уже много легче, а через полгода я вышел с документами на новое имя. Домой не поехал. Устроился в артель на Алтае, которая перегоняла скот из Монголии к нам.
А через пару лет пошел в военкомат по месту работы и поинтересовался, почему меня не призывают в армию. Так я и попал на наш аэродром. А остальное ты знаешь».
Я помню, какое облегчения я испытал после его рассказа. Мало ли чего в жизни бывает. Не зря у нас говорят: «От тюрьмы и сумы никто не застрахован».
Рассказал мне свою историю отец потому, что его за день до этого вызвали в КГБ. Кто-то написал анонимку, что живет в деревне человек, к которому приезжают близкие родственники, имеющие другую фамилия.
Надо сказать, что к тому времени отец прожил в нашей деревне уже более 30 лет, все его знали, и вот теперь КГБ заинтересовалось им.
Правда дело почти сразу же и закрыли за давностью лет. Отец был в партии, и из КГБ в партийную организацию поступило письмо.
На партсобрании все закончилось лишь тем, что это письмо зачитали. Было обсуждение, и все выступали в защиту отца, а кто-то даже сказал, что если бы все коммунисты были такими как он, то мы бы уже жили при коммунизме. На том все и закончилось. Даже выговора не было.
Документы никому менять не пришлось, так я и живу под фамилией, которую всегда считал родной.
Мне интересно, что у нас любят писать про «всевидящее око» НКВД – КГБ, мимо которых и мышь не проскользнет, а ведь служил отец сверхсрочную в части, которая одна из первых в стране получила реактивные МиГи, бывшие на тот момент сверхсекретными, и уж особые отделы работали там основательно.
А еще мне запомнилось, как отец, прочтя «ГУЛАГ» Солженицина, сказал: «Наврал-то он там прилично».»
От автора: Я сам жил в этой деревне, слышал об истории этой семьи, хорошо знал главного героя, которого уже нет в живых, а теперь вот узнал подробности от его сына.