Эту животину я люблю и уважаю с детства. В моей памяти живет корова Зойка, которая была для нас детей существом полусказочным. От нее были кукольные смешные бычки и телочки, которых приносили сразу после рождения в дом, и они не умели стоять на тонких, расползающихся ножках. Они смотрели на нас бархатными глазами с длиннючими влажными ресницами. При этом, пускали на пол кухни горячие струйки, под которые мы, дети, наперегонки подставляли жестяную банку из под яблочного повидла.
От Зойки было густое молоко. Его я любила даже парным. Была прохладная простокваша, которую Бабуня накладывала кусками в большую чашку и подавала с молодой картошкой, припорошенной укропом. Была сметана, которую можно было ножом резать.
Зойка коротала с нами длинные теплые летние ночи. Мы всей гурьбой вповалку на сеновале. Она, вздыхая и переступая ногами - внизу в стайке. От нее было уютно и не страшно на темном сеновале.
Зойку любили всей семьей. Бабуня выгоняла ее в стадо, где она в сообществе чеболсинских коров наедала шарообразные бока. Вечером мы, ребятишки, бежали встречать стадо, которое домовёнкообразный пастух гнал из Косого Порога по шоссе. Зойка шла медленно, тяжело. Несла раздувшееся вымя из которого то мама, то Бабуня надаивали зеленое эмалированное ведро молока с пенной шапкой.
Когда Зойка постарела и почувствовала, что скоро ее постигнет судьба Хаврошечкиной Буренки, она, возвращаясь из заболоченной согры, остановилась на узком железнодорожном мостике через мутный Кийзак. Чуть-чуть не дошла до его конца. Там и подождала, пока пойдет электровоз... Машинист беспрерывно сигналил, сбить корову было большим ЧП.
Больше родители корову не заводили. А чувство уважения и доверия к этой удивительной живой фабрике молока осталось на всю жизнь. И правильно, что на востоке придумали Год Коровы. Да еще и желтой! Наша Зойка была белой, с черными пятнами, очертания которых на одном боку напоминали Австралию, а на другом щенячью голову с повисшим ухом.