К осени наша жизнь наладилась...
Лидка уехала учиться в городскую школу, а калитку закрыли на большой запор, крепко-накрепко, как это делают дачники. Расстраиваться нам с Мишкой было некогда, потому что в конце августа пришла пора невиданного урожая рыжиков. А сколько их ни насобирай, всё равно, мало.
Бочку насолят — хорошо, а пять... ещё лучше. Ну, и мы не стали теряться: корзины в руки — и бегом под ближайшие ёлочки. Сначала эти хитрющие грибочки с нами в прятки играли. Зароются в траву: попробуй, мол, отыщи. Ну, а к вечеру вообще закончились. Мы — то вперёд, то назад — под ёлками носились. Потом, лежа на животе, внимательно землю осматривали, пока сообразили, что новые рыжики ещё вырасти не успели.
И я решил: надо в дальний лес идти! А Мишка, видимо, мысли умел подслушивать и тоже за мной поплёлся. В лесу было тихо-тихо, только какая-то птичка щебетала, словно поговорить было не с кем.
А от нас с Мишкой проку ей было мало, потому что мы грибы по корзинам распихивали. Эх, беда какая, маленькую корзину взял, быстро наполнилась. И карманы, и капюшон пригодились, наконец-то.
Поэтому я преспокойненько в верблюда горбатого, набитого грибами, превратился, и Мишка тоже. Одна беда — темновато стало, а тут ещё и тропинка на две стороны раскрутилась. Стал я разглядывать: смотрю-смотрю, а куда идти, не понимаю.
— Может, направо? — спрашиваю у Мишки.
— Ага, — говорит, — может...
И поплелись мы с ним прямо в сумерки. Долго так шли, пока ноги не стали отваливаться.
А когда лесные завалы преградили путь, я решил ещё раз с Мишкой всё обсудить:
— Может, вернёмся назад, и налево?
— Ага.
— Слушай, ты только соглашаешься: ага — направо, теперь — ага — налево?!
— Ага, не знаю, — грустно ответил Мишка.
Мы поплелись назад, и я уже подумал, что лучше было бы взять ведро поменьше, самое маленькое и лёгкое. Дома эти рыжики ни чистить, ни солить не успевают... Только вскоре тропинка совсем невидимой стала, и дождь, как назло, заморосил. Спрятались мы с Мишкой под ёлку, и вдруг всё кругом изменилось, как на переливной картинке. Торчащие коряги вытянулись и заскрипели, а потом и вообще в чудищ стали превращаться.
Птицы спрятались и примолкли от страха. Потому что небо чёрной сажей покрылось. Ну, я голову в плечи втянул и завыл по-волчьи.
— У-у-у-у!..
Мишка прижался ко мне поближе и шепчет:
— Не вой, а то волк припрётся и заставит нас в стае жить — грызть зубами зайцев.
Есть, конечно, хотелось, но волчья охота была слишком опасным делом. Да и зайцы мне нравились не как еда, а как милые и пушистые. А Мишка сразу сообразил, что лучше нам тихо-тихо под ёлкой выспаться, а там, как в сказке, придёт утро, которое вечера мудренее. И захрапел — то по-волчьи, то по-медвежьи. Мне совсем страшно сделалось.
Проснётся утром Мишка в медвежьей шкуре и скажет:
«Давай в лесу жить! Здесь грибов и ягод — до отвала!».
А я ему, что, отвечу: «Пойдём домой»? Мишка тогда и начнёт меня дубасить. Всё припомнит. А потом, вдруг, и я в медведя превращаюсь, от ушей и до когтей? Стану я тогда из своих карманов рыжики выгребать и жевать с аппетитом. А потом, точно, и на людей начну злыми глазами посматривать, зачем они — с утра до ночи — по лесу шастают и мою еду уносят. Зато медвежьей смелости наберусь!
А потом я вспомнил маму.
«Что, — думаю, — мы с Мишкой натворили, взяли, и в лесу заблудились, два балбеса. Нам-то ничего, сидим и дрожим под ёлкой, а мамы плачут — и моя, и Мишкина».
Но только я принялся слёзы по щекам размазывать, как увидел луч — летит прямо под нашу ёлку.
— Не желаете ли желание загадать?
И вот тут я не растерялся, крепко-накрепко схватил звезду за тоненький лучик и закричал:
— Желаю, чтобы мама никогда не плакала!
— Не получится, — ехидно сказала звезда.— Раньше нужно было думать, когда в лес без разрешения побежали.
— Тогда пусть мы окажемся дома, в своих постелях, пожалуйста!
И как у этой звезды это получилось, я так и не понял — только через секунду я был дома, и Мишка тоже.
— Что-то случилось? — спросила мама, поправляя свою подушку.— Не спится, милый?
— Спи, спи, — тихо прошептал я, — просто соскучился. — Вот рыжики из кармана выложи и усну.
— Ага,— тихо подтвердила мама.
— Ага, — блеснула звезда, поднимающаяся высоко-высоко в небеса.
Светлана ЧЕРНЫШЁВА