Он говорил так долго, будто бы слова застряли в нем так давно, что он копил их десятками лет. Пожилая пани Ондеркова наконец-то узнала, что у нее есть внучка.
— Так как, говоришь, ее зовут?
— Элишка, — еще раз повторил Филипп.
— Элишка, — растягивая гласные, произнесла женщина. — Я хочу ее увидеть, — сказала она, когда он перестал говорить.
— Я тоже, мам. Но она пропала пару дней назад. Я ходил в полицию, пока никаких зацепок нет. Я не знаю, что мне делать.
— Значит, она, как и твой брат играет на скрипке, — задумчиво произнесла женщина, потом встала изо стола и поднялась на второй этаж.
— Ты куда?
— Минуту, обожди.
Она сбросила один чехол с кресла, затем второй с дивана, отмахнулась от паутины, которая лезла прямо в глаза и, наконец-то, обнаружила ее.
Старая пани Ондеркова спустилась с лестницы и положила перед сыном футляр.
— Что это? — спросил он, уже догадываясь о проделке матери.
— Подарок моей внучке.
Он щелкнул замками и скрипка предстала перед ним во всем своем великолепии. Филипп скривился, сердце учащенно забилось, ком в горле мешал говорить. Но все же он поднял глаза на мать.
— Но это же скрипка Кристофа, мам? — в голосе его звучала гневная требовательность.
Женщина присела, чинно сложила руки на коленях и только тогда призналась, — я не смогла. Просто не смогла похоронить инструмент вместе с ним. Он так любил его.
— Именно поэтому мы и должны были это сделать, — вскричал Филипп и разом вскочил на ноги. Жилка пульсировала на лбу от каждого его вздоха. Он больше не мог контролировать себя и стал кричать и размахивать руками. — Как ты могла осквернить его память? Как ты могла вообще так поступить.
— Погоди, не суди меня строго.
— Да, что это ха дом такой! Один пытался меня переделать под своего любимчика, а другая богохульствует и расхищает могилы.
— Могилы, — женщина облокотилась на стол обеими руками и наклонилась к нему. — Да, что ты такое говоришь. Ты что думаешь, я откопала его могилу и достала оттуда скрипку?
— А разве не так? — его голос перешел в хрип.
Женщина медленно выдохнула, — нет, конечно, во время похорон, когда все прощались, я наклонилась над ним и забрала инструмент, спрятав его под черной вуалью. Мне показалось, так будет правильно. Он бы хотел, чтобы на ней играли, чтобы музыка жила вечно.
— Откуда ты это знаешь?
Пани Ондеркова подошла к сыну и взяла его под локоть, — мы говорили с ним о музыке перед тем, как все это произошло.
— Он что знал, что так будет?
— Нет, конечно, просто иногда мы рассуждали с Кристофом о разных явлениях. В тот день мы говорили о музыке и о жизни скрипки, в частности. Он сказал, что у нее есть душа, такая же как у меня или у тебя. И что человек не вправе решать ее судьбу. Он говорил о том, что они с ней стали друзьями за время, проведенное вместе, но, когда их дороги разойдутся, он подарит ее другому ученику. Так что я не могла противоречить твоему отцу до похорон, но во время них поняла, как я должна поступить. Твоя дочь играет?
— Я не знаю, — устало вымолвил Филипп и присел на край табуретки, не спуская встревоженных глаз со скрипки. — Я никогда не слышал ее. А вот жена играла, раньше давно, когда мы только познакомились.
— И что же случилось с твоей женой?
Он глубоко вздохнул, — мама, я запутался, я не знаю, как мне жить и можно ли хоть что-то исправить.
Она обняла его так, как умеют только матери, и стала гладить по черным седеющим волосам.
— Никто не знает, сынок, как правильно жить в этом мире. И каждый ищет свою дорожку, совершает ошибки, потом просит искупление. Только ты можешь все загубить или все исправить. Я тебе не советчик.
Она поцеловала его в макушку и чуть погодя добавила, — но одно я знаю точно, если ты любишь их, ты обязан ее найти и найти слова для понимания и прощения со своей женой.
— Но...
— Отдохни сегодня тут, а завтра решишь, что делать. Я постелю тебе в спальне для гостей, — сказала пани Ондервова и пошла в другую комнату искать перьевые подушки и свежие наволочки. 16.5#Praga_book (Прага)
Продолжение следует завтра...
Читать все главы сначала по ссылке.