«Меня не надо пытаться мастерски обмануть. Я безумно утомилась от вранья. Его слишком много вокруг. И часто!.. И я чую его, за весту. Нюх так устроен!.. Да и воняет оно изрядно!.. Меня надо пробовать убедить. В правде. В вашей правде — какой бы странноприимной она не была. Правда пахнет фиалками и летним дождём. И она приятна, моему обонянию… Господа, мне жаль вас разочаровывать. Но теперь все будут жить «по правде». И никак иначе!»
В ладони, как раз по центру, зудело и свербило. Казалось. Щекочут пёрышком изнутри. Она помяла в горсти. Но так как, не помогло. Прервала сеанс и отправилась в душевую— опрокинуть кисти под холодные воды. Струя резво начала выбивать на тыльной и внутренней «танец с саблями». В пальцах захолодело, а потом заломило. Но щекотка прошла. И она, вытерев тщательно о махровое полотенце всё, до локтя. Вернулась на террасу. Включила камеру и продолжила речь.
«Многажды было сказано о грядущих переменах. Но не было упомянуто вот что. Они коснуться далеко не всех. Кто-то уйдёт в мир иной, так и не поменяв себя. В такой степени. Что можно было бы сказать — «да, я стал совсем другим! лучше, честнее, правдивее…»
За спиной что-то затрещало. Она сорвалась с мысли. Вздохнула и вырубила запись. Обернувшись, увидала соседа. Триммером он стриг траву на газоне. Кепка лихо сбилась на затылок. Закатанные рукава рубахи придавали ему вид «весёлого молочника». А широкие штанины комбинезона — «не кочегары мы, не плотники…» — свидетельствовали о весомой продолжительности занятия. Обычно, сенокосил он в рабочем, офисном. Или домашнем, исподнем. А если обрядился в специальное простецкое — жди пару/часовых трудов. Мужчина заметил неподдельный соседский интерес. Ухмыльнулся, кивнул кепкой и махнул локтем. Не отрываясь, так сказать. «Чёртов Пётр!» — прогудела она. И улыбнулась в ответ.
Отношения выстроились неопределённые. И шаткие. Он — одинокий и вольный. Позволял себе забойные праздники. С песнями, плясками и девами сомнительного мировоззрения. Она — свободная и предприимчивая. Обладая статусом freelance, спала до обеда. И вкалывала до первых петухов. Их рабочие полдни сурово и болезненно не совпадали. Когда он нарушал её режим, уж слишком, бесцеремонно. Она шла послом доброй воли. И вворачивала мужлану правила хорошего тона. Он щурился, скалился. Говорил, что «порешает». И всё оставалось по-старому.
Пару раз — в особенно яркие моменты петровых гуляний — она вызывала ППС. Указывая в жалобе: «недостойное общественное поведение женщин, противоречащее морали законопослушного гражданина». Полисмены приезжали. Ржали, разглядывая баб топлесс, плещущихся в бассейне. И, отягощённые пактами с выпивкой и закусью, отчаливали восвояси. Петруша издали кричал ей — «приходи к нам, у нас весело!» И нырял к подругам в лазоревые волны. Она материлась. И исчезала в глубине дома. Закрывала трёхкамерные, с напылением. Включала кондей. И под завывания, охлаждённых потоков воздуха, нервно засыпала. Можно было, конечно. Поискать молодчиков. Которые, за умеренную плату, расскажут доходчиво Пете о законах социума. И добавят толику благородства в пришлый и затейливый через/заборный ум. Но грубить не хотелось. А хотелось по-мирному.
Съев всё — во фруктовой миске. Груши — две; персики — четыре; пяток крупных клубничен; черешни — горсть. Когда зубы уже стонали от оскомины. Она решила, всё-таки, закончить домашнюю работу. «Люди ждут. Им пополам — Петюша стрижёт травку или экскаватор роет ямку. У них график роста. Им нужны свежие мысли на вечер. Чтобы было какое — в головах катать… Можно, и в комнате дописать. Но две трети уже есть. На террасе. Жалко всё переделывать…» Она укоризненно вперилась в хлопчатобумажную спину. И, набрав побольше в лёгкие, крикнула, сквозь штакетины: «Петрун! Может Вы отложите ландшафтные изыски до вечера? И не так жарко будет. И я дела добью». Кепка взбрыкнула и была перемещена на лоб. Триммер взревел громче и мужчина заелозил вдоль общей границы.
«Вот же, стервец! Надо было с Лёхой соглашаться, на мордобитие. Глядишь, повежливее бы стал», — и с тоской, — «вот чуяло моё сердце. Когда дом этот приезжала смотреть. Что не будет покоя. Этот, гад, мне сразу не понравился. Деятель!»
Посидела ещё, бездумно, потерянно. Потом откинулась на высокую спинку кресла и задремала. Пчёлы гудели над цветником. Бабочки, трепеща гламурными крылышками, присаживались на перила. Набранные вчера в букет и приткнутые в вазочку. Полевые гвоздички и колокольцы качали головками, в струях тёплого июльского ветерка. Тонкие тюли волновались от резких порывов и отбрасывали прозрачные тени.
В мягком, поверхностном сне. Ей привиделось. Будто Петруша зачислился в её психологическую группу. И под ником «Звезда Млечного Пути» похаживает к ней в аккаунты. И даже ставит лайки. Что он — самый прилежный и перспективный участник её авторской программы «Сделаем мир добрее!» А не далее, как неделю назад, признался в любви. И сделал предложение. Честь по чести — костюм, бутоньерка, колено, колечко. И она с восторгом согласилась. Что они уже наметили, как объединят участки. И куда денут второй дом. И на троих детей Петя подписался без раздумий…
Показалось, у самого уха снова взвыло. Она очнулась. Растопырила глаза. Потёрла шею и затылок ладонью. Вернулась из плена грёз и проворчала: «Присниться же такое!.. Кошмар! Да и только…»