Говоря о 1980-х, особенно об эпохе Перестройки, всегда отмечают один-единственный девичий типаж — этакую Маленькую Веру или Аварию — дочь мента. Злобно-ранимая оторва из рабочего квартала, кожаная мини-юбка, колготы-сеточки, начёс, ...цинизм, дискотеки, сигареты «Космос», пластмассовая бижутерия. Если убрать марку сигарет, то получится и молодая Мадонна (Луиза Чикконе с её космами и просьбой 'Papa Don't Preach'!) Но в те годы имелся и другой распространённый тип, хотя и не такой востребованный у сценаристов.
Этот вариант девушек казался яркой противоположностью Маленьким Верам и Авариям, хотя, по сути, являлся их интеллектуальным продолжением. Эти фемины чаще всего происходили из интеллигентных семей (но таких, где водились денежки), посещали школу «с английским уклоном», непременно - музыкалку, вынужденно много читали. Но так же пили и курили, а ещё — спали с понравившимися мальчиками, - даже и намного больше, чем Вера и тем паче — Авария, но обставляли это с некоторым барским шиком.
«Привет, у тебя и Апдайк есть? Дай почитать... Надеюсь, в оригинале, а то все наши уже прочли...». А потом — остаться на ночь. Говорить о джазе и французском кино. Поверхностно и снобливо (именно так — снобливо, смесь снобизма и соплей). Довольно часто эти девушки хорошо учились, а пристраивали их ещё лучше — на филфак, допустим. Эти почти не следовали моде, могли надеть шляпу 1920-х, оставшуюся от бабушки-аристократки или бабушки-нэпманши. У этих — всегда было что-то интересное с родословной.
Они были прихиппованные, но не хиппи. Чётко знали, что — круты и даже талантливы. Писали стихи в подражание Цветаевой и Ахматовой, делали вид, что понимают классику: «Нет, Моцарт — однозначно герой не моего романа». Цедили винишко — медленно и с расстановкой. Дома у них было нечто среднее между антикварной лавкой и филиалом городской свалки — очень много крутых вещей, содержащихся в невообразимом неряшестве. Книги времён Пушкина чуть ли не автографом самого...
Какие-нибудь стаканы с вензелями года этак 1880-го, но немытые в раковине, а тут же — гарднеровские чашки эпохи Александра такого-то с отбитыми ручками. Всё — в пыли и паутине. Быт — скучно. Эти девушки считали себя парадоксальными, влюблялись в мужчин «постарше», а те — с воодушевлением пользовались. Сейчас им 50+. Интересно, что большинство из них по-прежнему называют себя Машами, Лерами и Олями. Живут по-разному. Одни пропивают всё те же гарднеровские чашки и, пописывая стихи, шляются на митинги оппозиции.
Другие стали полу-светскими недо-львицами — где-то там тусуются и заведуют отделом в около-гламурной прессе. Строчат тексты в стиле: «В моей арбатской юности меня звали Мадам Клико. Я и теперь не прочь ощутить на губах настоящий вкус жизни. Осень за окнами — не левитановская, а — климтовская, хотя, Климт чаще писал не осень, а безумно-осенних женщин в истоме золота». Пишут книги, дают кулинарные советы из серии: «Маслинку надо слегка надкусить, чтобы её понять».
Зина Корзина (с)