«Женщины, девушки, дамы. Вон, к этому мужчине — больше не занимать. Почему, почему? Потому! Я только что подала заявку — крайней. И даже сделала предоплату. В кассе сказали — всё! Аллес! К нему — больше не запишут. Ему больше не осилить. Никак! Ни органами, ни даже посмотреть ласково. Разбирайте других, которые пожиже. А то и этих — разнесут, в клочья», — рыженькая, мелкая росточком, напористая бабёнка глянула победителем. И отошла в сторону. Бабы заволновались. «С какого-такого! Отдавать самого крупного леща завалящей проходимке». И устроили мгновенный референдум. «Кто за то, чтобы Самсона больше никому не досталось?» Экзит/пол обозначил тенденцию. Желающих распрощаться с мечтой не нашлось. Всем хотелось — хоть на часок, хоть по кусочку.
Предводительница, обеспокоенных произволом женских масс. Горластая высокая мадам, с крашеными в «violet» волосами. Подойдя вплотную к «огненной змее», задалась неоспоримым: «А надолго ли взяли, милочка? А ну как, столько не осилите? Поговаривают, он — о-го-го!» Бестия шмыгнула хорошеньким носиком и упростила спич: «Бери выше, шалава! О-го-го-го! И не «поговаривают». Знаю, почти лично. Из первых рук, так сказать. Потому и подсуетилась. А взяла на неделю. «Домик в деревне» заложила. Дорог, кобель. Но и годы тикают — оглохнуть можно. Если не теперь — то когда ж?!»
Аргумент — как камень могильный. Не сдвинешь. Женщины завздыхали и принялись слушать. Громко ли «тикает» у них?
«А если вскладчину?» — предложила тощая белобрысая пустельга. И добавила креативное: «И расписать. С одной кофе пьёт. С другой потанцует. С третьей пообнимается. И так далее. В зависимости от вложенной суммы. У меня, конечно, домика свободного нет. Но на две чашки капучино денег насшибаю. Будет что вспомнить в старости. И рассказать соседкам, нынче же». Мысль зашла. Покупательницы полезли в кошельки и за картами. Не отходя от — проверили остатки наличных и без. И живо прикинули — на что каждой из них хватает.
Фиолетовая снова подступила к временной собственнице: «А что?! Идея прикольная. И ты — не внакладе. Дом свой выкупишь. А то, где пузо жарить на солнышке будешь? И мы — не в ущербе. Неделя-то — точно много, здоровье побереги. А так, растрясём сивого, по бабёнке. И ему — в кайф. Всё разные, не скучно. И нам — в радость.
Можно. Можно было бы и «пожиже». Вон их, сколько. В витринах стоят. Бери — не хочу! Так и не хочу! Я, лично, только Самсона во снах и лицезрею. И перстами мацаю. И прочее… Мечту — её же, на пяток подешевле. Не поменять! Так что — думай, подруга!..»
Рыжая мечтательно закатила глаза. Почмокала губами. Повзвешивала — дом или неделя. И кивнула: «Окейно! Делите демона! Моё — первый танец и первая ночь. Остальное — ваше».
Женщины согласно загалдели. Зарделись лицами, заблестели глазами. «Нет. Ну вы только прикиньте! Право «первой ночи». Я , блин, как феодал недоделанный. Сливки сниму!» — вещала счастливо бойкая. Наконец-то осознав — что такое истинное равноправие!»