Утро было тяжким. Разлепляя глаза, Летта мечтала, чтобы солнце навсегда погасло. В голове пытался импровизировать звонарь, а во рту было подобие кошачьего лотка.
«Похмелье» – мелькнула мысль в голове и тут же пронзила болью.
Приведя тело в вертикальное положение, девушка посмотрела на стену. Рисунки оставались на своих местах.
– Ну и ночка, – слетела жалоба с пересохших губ.
Посетив кухню, туалет и душ, художница начала приходить в норму.
«Интересно, а эта как» – подумала она и взялась за телефон. Там уже ожидало сообщение от друга.
: Ну и покутили вы вчера...
Медленно, будто в первый раз, Летта набрала ответ.
: Да. Как там твоя мадам?
: Пока не знаю. Не отвечает. Болеет, наверное. Вчера полночи звонила.
: Зачем? – похмельный мозг с трудом сгенерировал вопрос.
: Говорила, что ты самая крутая. Коктейлем ее угостила. Или она тебя развела, я так и не понял.
Сообщение запустило в голове диафильм с субтитрами.
«Не одолжишь?» – гласила надпись под черноглазой девушкой.
– Развела? Угостила? – Летта едва ли не взревела, перечитывая сообщение.
: Вообще-то я ей одолжила! – отправила она смс и отшвырнула телефон.
Вместе с воспоминаниями о прошедшей ночи приходили ярость и злость:
«Развела она меня, да? Угостила, значит?» – девушка продолжала перебирать картинки в голове, на которых Кэт прижималась к танцорам. План мести вспыхнул мгновенно. Летта взяла телефон, включила музыку и бросила его на кровать в своей комнате. После чего достала кисти и начала рисовать.
Превозмогая боль в голове, глазах, и даже в сознании, она махала кистью. Желание проучить меркантильную пигалицу, будто огромный зверь, поглотило все остальные мысли и чувства.
«А я ведь еще хотела не ввязываться» – ругала себя Летта. Она не рисовала. Она резала. Деревянная ручка превратилась в гарду, а ровные волоски – в острие рапиры.
Воспроизведя на стене по памяти небольшое подобие Кэт, художница остановилась.
«Сломать тебе ногу? Или руку? Заодно и теорию свою проверю»
Но логика подсказала, что ни то, ни другое, не отвратит от нее Арта. Он, по малодушию, останется с ней и будет хлопотать, будто старушка над внуком.
«Надо что-то более... Точно!» – согласилась она с пришедшим в голову образом и вновь набросилась на холодный холст, как лев на обессилившую антилопу. Вырисовывая детали, одежду, и самые мелкие подробности, насколько это возможно, Летта улыбалась.
– Арт, значит, да? – приговаривала она. – Не любит значит, да? Да я с ним с десяти лет знакома, суч*а! Будет она мне еще рассказывать, что он любит... – С каждым словом, жестом, мазком, девушка в ночнучшке и с растрепанными волосами все больше походила на сумасшедшую. Она снова и снова находила изощренные ругательства. Не только потому, что гарпия намеревалась остаться с ее единственным верным другом. Но и потому что она – средоточие всех тех пороков, которые ненавидела Летта во всех девушках: похоть, меркантильность, жажда халявы…