« — А ты разве «грушей»?
— Я «тыквой». По видимому. Хэллоуиновской. Иначе, чё мне так везёт? Как слепому ястребу на охоте. Что ни схвачу — мимо! Запарилооо…
— Ну вот то, вроде неплохое. Померь, может вставит.
— Так оно же для «груш»!
— Ну может и для «тыкв». Тоже.
Сугубо интеллектуальная беседа вершилась в тряпочном магазине. А где ещё женщинам поговорить! Уже слопали в кафешке, на третьем этаже, по мороженому. Для поднятия тонуса. Перемерили ворох платьев. Переругались с продавцами, на втором этаже. И решили «никогда больше не покупать у них, их мерзкие шмотки!» Устали, поскучнели. Забыли за чем именно намылили шопинг. Вспомнили — на встречу общих одноклассников. Вновь воодушевились. И пошла вторая волна интереса к жизни.
— А Коробова будет?
— А сама, как думаешь? Куда без неё. Она ж, по судьбе, комсорг. Вожак и вдохновитель. Лучше спроси про Сидоркину. И я сразу отвечаю. Придёт, зараза такая. Спецом, с морских побережий прилетает. Грузовым рейсом, как пить дать. Чтобы все наряды привезти. И будет менять их каждые полчаса. Переодеваясь в дамской комнате затрапезного ресторана.
Заглубились в ряды вешалок, со всяким. Молча разгребали — в поисках «зёрен». Помятуя про Сидоркину. И охаживая её живым русским словом!
— А Третьякова с каким мужем придёт? С четвёртым или любовником?
— Да, кто её разберёт. У неё такая частая смена караула. Что не уследишь. Вроде как, с крайним в паспорте. Хотя… Может и с потенциальным, там же...
Откладывали на банкетки особо впечатляющее. Думая непрерывно о насыщенной личной движухе вечной троечницы Третьяковой. Придирчиво оглядывали ростовки, прикладывая вещицы к телесам. Стараясь — повыше коленок, поддёрнуть. Как оно будет, если подрезать? Сбавит годков или накинет диагноз? «Возврат пубертата на почве личной неудовлетворённости».
— А что про Прохорова не спрашиваешь? Или померла хрустальная любовь? Вот он точно придёт с женой. Первой и неделимой. Говорят, по сю пору, на руках носит. То ли дурачок, то ли правда — есть она. Неуходящая. В суету, быт и чужие титьки. Любоff!..
— А что спрашивать. Я всё и так знаю. Пусть хоть с чёртом лысым является. Я-то тоже, не одна буду. И парень у меня — лоск и блеск! Ни в люди вывести не стыдно. Ни фотку показать в соцсетях. Всё — пучком! Мускулы, сантиметры, стиль, мода. Хороший самец. Складный.
В охапку, хлопково-вискозно-шёлково-парчёвое. И двигаясь к примерочной, через плечо: «Ты кого лечишь, подруга? Какой у тебя самец? Если только на прокат — эскортом, почасово. Думаешь, никто не знает? Что ты так и сохнешь по Вовке. И никого к себе не подпускаешь. Соломенная вдовушка. При гипотетическом супруге. Который и не в курсе — что мог бы тебя иметь. В жёнах, в смысле. Хотя…»
«Дура ты. Хоть и в курсе. Всего. Мне по барабану — кто что знает. Приду, посмотрю его крале в лицо. И тогда уж решу — зря или нет. Соломенной вдовой. Ещё не вечер. И мне — не полтос с хвостом. Может, он таких теперь хочет. Как я стала. Ведь стала же? Кого ни спроси — признают! Не та я девочка, что в школе за ним бегала, собачкой…»
Зашли в кабинки. И пропали во времени…»