«Путешествовать – полезно, это заставляет работать воображение. Все остальное – разочарование и усталость. Наше путешествие целиком выдумано. В этом его сила»
Селин «Путешествие на край ночи»
Свой первый роман он будет писать по ночам, воруя жалкие минуты и часы у ночного дежурства, пока больные спят. Он врач, работающий в парижском пригороде, и никогда литератором не был (стишки и две пьесы, никуда не принятые - не в счет).
Но если с помощью гонорара надо заплатить за квартиру?
Если жизнь представляет собой готовый сюжет романа?
Если денно и нощно он бьется с химерами в мозгах, начиная с попадания двадцатилетним на Первую Мировую войну?
Если жуткие боли в голове после того ранения в сражении при Поэлькапель?
Почему не взяться за роман...
...Война позади... Теперь война за жизни больных. Но когда он смотрит в ночное окно с желтым фонарем, то на минутку забывает об их стонах.
И пишет, пишет, за юркой фразой героя - мучительно долго выводя нужный слог, хватаясь за голову, в которой треск кузнечиков боли, пишет, озираясь на звуки, издаваемые галлюцинациями.
Пишет не вопреки дежурству, а благодаря ему.
Пишет, пока течет время ночного дежурства, и во рту сладкая слюна от чая.
Замена слов - инверсия фраз - переписывание заново безгласных страниц. Чтобы, чтобы, чтобы сохранить ритмическую, музыкальную «каденцию»..., и сохранить скрежет от слома эпох, довоенной, военной и послевоенной.Три года воспоминаний, выплеснутых на бумагу, складываются в пронзительное повествование. Где за всплесками экспрессии, сумбурной речи, вдруг тихое рассуждение...Позднее он скажет английскому переводчику «Путешествия...»:
«Все это танец и музыка — постоянно на грани смерти, не погружаясь в нее».
И ему предстоит встреча с 23-летней американской танцовщицей Элизабет Крейг.
Текст — как свидетельское показание, скальпирование действительности, разглядывание пульсирующей реальности.
«Ваши воспоминания – всего лишь старый фонарь, висящий на углу улицы, где больше почти никто не ходит».
Его попытка на страницах романа спросить у себя «Кто я?» вызовет оглушительный, хотя и скандальный успех.
За окном будет тихо проползать никчемный 1932 год, из которого можно выжать лишь один роман. 1932 год, когда простой врач пригородного госпиталя сделает во французской литературе то, что 300 лет никто не делал - выведет на авансцену людей, говорящих нелитературным языком, да так, что читателю придется оглядываться - не на войне ли он.
«Я одинок. Я в одиночестве, чтобы стать ближе к вещи. Я очень люблю объект. Сейчас больше занимаются личностью, чем вещью. Я тружусь над вещью в себе».
Так он потом определит свое кредо.
Его зовут Луи-Фердинанд Селин.