В середине мая Андрей возвращался с работы после второй смены. Окно Ольги было распахнуто — занавески покачивались от ветра, как волны. Андрей убежал, вернулся запыхавшийся, с огромной охапкой душистой сирени. Он залез в её комнату и замер на месте.
В дверном проёме показалась Ольга с распущенными волосами в длинном лавандовом пеньюаре. Они смотрели друг на друга и молчали. Одновременно вздрогнули от неожиданного звонка в дверь. Андрей положил букет на пианино, вскочил на подоконник и спрыгнул на улицу.
Вошёл в подъезд, сразу натолкнулся на Алевтину: она стояла перед дверью Ольги, к ней прижимались сонные дети. Алевтина наотмашь ударила его кухонным полотенцем.
— Домой иди, позорище, — сказала она.
Алевтина каждый день язвила и укоряла его, Андрей отворачивался к стене, не хотел ни слышать её, ни видеть. Ему было плохо морально и физически, но Алевтина, занятая своими переживаниями, этого не замечала.
Как-то на работе ему внезапно стало плохо, он побледнел, упал и скончался до приезда скорой. Когда сообщили Алевтине, первой её мыслью было: «Всё, теперь точно не уйдёт», она старалась не думать об этом, но возвращалась к этой неприятной мысли. Она, Алевтина, ни в чём не виновата, Ольга погубила Андрея.
Ольге часто мерещился тёмный силуэт Андрея на фоне колышущихся штор, она явственно чувствовала аромат сирени, и не могла понять — воспоминание это или происходит опять. Она подходила к пианино, начинала наигрывать колыбельную, силуэт исчезал. Как бы сложилась жизнь, если бы они не побоялись осуждения и решились быть вместе?
У неё было много учеников, но к одному, Славе, она вдруг сильно привязалась. Он казался ей то ли сыном, то ли внуком — хотелось заботиться о нём, оберегать. Они готовили конкурсную программу, занимались почти каждый день, Слава приходил к ней домой важный, серьёзный. Ольге трепала его по макушке, он хмурился и поправлял волосы, а она прятала улыбку. Делали перерыв: Ольга кормила его обедом, Слава отодвигал в сторону лук, остатки супа допивал через край тарелки — Ольгу и это умиляло.
Зачем она поддалась на уговоры Леонида? Был бы у неё свой ребёнок, это его она бы гладила по голове и кормила супом…
Спустя много лет она увидела Леонида на международном конкурсе пианистов — он был членом жюри. Маэстро расплылся, обрюзг, шевелюра поредела, взгляд стал пренебрежительным — мало напоминал себя прежнего. Рядом с Ольгой он оказался случайно: иначе бы избежал встречи.
— Годы, годы, — протянул он, чтобы скрыть неловкость, и кисло улыбнулся. — Здравствуй, дорогая.
Ольгу царапнуло обращение «дорогая», но она умела держать лицо. Для приличия обменялись дежурными фразами о конкурсе. Спутница Леонида, высокая девица в красном платье с большим декольте, непритворно зевнула.
— Дети как, внуки? — спросил Леонид.
— Хорошо, — ответила Ольга.
Леонида позвали фотографироваться, он обрадовался предлогу уйти. Ольга смотрела ему в спину, спина была неловкой, извиняющейся. Ольга не знала, мучила ли его совесть из-за украденной песни, терзало ли опасение, что однажды все узнают правду, но она его простила.
***
Увольнение подкосило пианистку. Ей снилась музыка. Она вскакивала с постели, открывала инструмент, ударяла по клавишам и играла, пока соседи не начинали колотить в её дверь.