Самый любимый мною момент урока, когда я таинственным голосом говорю:
- А вот теперь я буду рассказывать вам сказки.
И класс замирает. Шалуны и проказники смотрят на меня завороженно, а я... Как могу я их разочаровать?!
Я готова выдать им любую, самую захватывающую историю, лишь бы они снова и снова слушали меня затаив дыхание и с блестящими от восторга глазами. А история и есть тот самый предмет, в котором переплелось такое количество необыкновенных сюжетов, что никогда не сможет нарочно выдумать ни один, писатель.
А я рассказываю эти сказки, переводя их на свой язык, вплетая героев моей семьи или моих учеников. И тогда волшебным образом то, что произошло давным давно наполняется новым смыслом, близким и понятным каждому.
Не даты и личности, факты и явления, а сюжеты, поразившие воображение, остаются с моими учениками на всю жизнь. Понимание большого через детали.
Я помню Ваньку. Он сдавал историю в тот год, который был последним перед введением ЕГЭ. А тогда сдавали устный экзамен и был он праздником. А Ванька был раздолбай. И перед экзаменом он ушел в многодневный загул. И пришел почти во время, но с тяжелого бодуна, поэтому и соображал медленно и говорил с трудом. И достался ему билет, первый вопрос которого я не помню, а вот второй врезался в мою память на всю жизнь. Это была коллективизация, которая сама по себе интересна, а в ванькином изложении произвела фурор, потому как единственное, что выдал Ванька заплетающимся языком, это "платочки".
- Какие платочки? - был вопрос удивленного экзаменатора.
На что Ванька торжественно ответил:
- Белые платочки!
Ну, очевидно, на первый вопрос он все-таки что-то внятное рассказал, потому что тройку ему все-таки поставили. Но "белые платочки" так потрясли мое воображение, что я долго не могла оправиться, и, спустя несколько лет, когда Ванька пришел поболтать о жизни, я спросила его, что это было?
- Ты откуда их взял? Как в твоем пьяном воображении, зараза, об'единились коллективизация и белые платочки?- спросила я.
А Ванька, к тому времени уже студент 3 курса психологического факультета, вытаращил глаза и сказал:
- Вы что, не помните?
И да, я вспомнила. Я сама им показывала хронику тех лет. По заданию партии в деревне снимали только постановочное кино, поэтому крестьяне вели себя в кадре, мягко говоря, скованно. Но больше всего меня поразили кадры из какого-то колхоза, в которых все женское население деревни было повязано в одинаковые новенькие, абсолютно белые платочки. Представьте контраст между изможденными голодом и непосильной работой, обветренными и загорелыми лицами и руками и ломкими накрахмаленными платочками. А еще испуганные глаза. Эти крестьянки шли на с'емку как на расстрел. И платочки надевали, помня о тех раскулаченных, сосланных и расстрелянных односельчанах, которые умели говорить "нет" этой власти.
Я сама сделала эти платочки символом коллективизации для Ваньки и его одноклассников. А для меня они, платочки - память о бабушке и о ее семье. Это она ходила в платке всегда. И повязывала она платочки по-разному: старые, выцветшие и рваные ото лба назад - для работы, а новые, ломкие и яркие, наперед под подбородком, на праздник. Это она в начале 30-х сбежала из родного дома, выйдя замуж в 19 лет, и уехала из голодной Сибири в "сытое" Поволжье к сестре, которая спасала свою семью тем, что пекла пироги из жмыха с гнильем и продавала их на базаре в Кинешме. Коллективизация.
Вот так история моей семьи преломляется во мне и через меня в моих учениках.
Все связано. Потерять эти связи и сюжеты значит для меня потерять смысл, причинно-следственную связь.