Найти в Дзене
Oleg Kaczmarski

ТРОИЧНЫЙ БОГ РУССКОЙ ПОЭЗИИ. К 220-летию Пушкина 3

АПОЛЛОН, ФЕБ

Аполлон или Феб (что значит «лучезарный») – покровитель наук и искусств, предводитель муз (за что его назвали Мусагет) – олицетворяет Солнце (а его сестра-близнец Артемида (Диана) – Луну). Солнечность Пушкина особых доказательств не требует – она очевидна. И название «Солнце русской поэзии», впервые озвученное после смерти поэта Владимиром Фёдоровичем Одоевским, может быть применимо к нему не только в переносном, но и в самом что ни есть прямом значении. Солнечная энергия умиротворяет, проясняет и его вакхическое буйство, и неистовый его эротизм. Причём умиротворенность эта и прояснение достигают уровня полной разреженности, то есть…  ПУСТОТЫ – в высшем смысле этого слова.   

Мороз и солнце; день чудесный!
Еще ты дремлешь, друг прелестный –
Пора, красавица, проснись:
Открой сомкнуты негой взоры
Навстречу северной Авроры,
Звездою севера явись!

Никакой особой мысли здесь нет, равно как и чувства! Это не мысль и не чувство, это состояние всемирной гармонии – умиротворения, означающего нахождение по ту сторону добра и зла, то есть вне всякого дуализма. А раз нет дуализма, то не существует и самого понятия этики, есть только Аполлон Мусагет – покровитель прекрасного, тотального эстетического начала, искусства для искусства, поэзии для поэзии. 

Франсуа Жирардо. Аполлон и нимфы
Франсуа Жирардо. Аполлон и нимфы

Ещё это состояние радостного божественного соития, печатью которого отмечена также эротика Пушкина. Именно по этой причине она производит однозначно позитивное впечатление – в ней также нет ни мысли, ни чувства, а лишь состояние божественной гармонии. 
Как это ни парадоксально, но в ней нет также и страстности! – потому что пушкинская эротика не лунная, а солнечная, что и создаёт эффект ПУСТОТЫ. Голова – в небе, в солнце, по ту сторону, и потому вверху – покой, умиротворение, гармония; а всё движение, эротическое бурление – внизу, в соединении телесных оболочек, коконов, – на земле, в материи, в физиологии. И что есть физиологическое движение в соотношении с солнечным покоем? НИ-ЧЕ-ГО!
В связи с этим чувство всеобщей гармонии, высшего радостного покоя (солнечной пустоты) не утрачивается, даже когда всё вокруг переходит в движение, когда окружающая внешняя стихия (как ранее внутренняя эротическая) бурлит и бушует:   

Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,
На мутном небе мгла носилась;
Луна, как бледное пятно,
Сквозь тучи мрачные желтела,
И ты печальная сидела –
А нынче..... погляди в окно:

(не утрачивается, потому что все эти резкие движения, насколько бы яростными они не были, в принципе ничего изменить не могут)  

Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит.

-3

Думаю, мало кто будет спорить, что описания природы – это одна из самых сильных сторон пушкинской поэзии (а может и самая?) Но интересно, что название «пейзажная лирика» не очень-то здесь и подходит. Ведь лирика предполагает нечто задушевно-чувственное, а у Пушкина этого как раз и нет – у него другое! В описаниях этих, образно говоря, пребывание в верхних слоях атмосферы – со стороны автора, а также почти физическое ощущение озона – очищенного воздуха – со стороны читателя; это вне мыслей, вне чувств – там, где нет ничего, одно лишь великое ДАО. 

Давайте подумаем: можно ли сказать, что Пушкин серьёзен и мудр? Несмотря на то, что национальному гению таковым быть просто положено, но я всё же думаю, что нет! Тогда, может, он глуп и вульгарен? Конечно, нет! Но он всё же глубок? Тоже нет! Значит, мелок? И опять нет! Всё это не то, потому что его качества совсем другого свойства, другой природы. Пушкин лёгок, подвижен и неуловим: он – это море – но не в смысле глубины, а в смысле вечного движения и вечного обновления: 

Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой.

Волна не имеет глубины, потому что она в непрерывном движении – и когда она есть, её тут же и нет! Вот так же неуловим и Пушкин. Ведь при всей аполлонической солнечности… это в то же время и осень – уходящая и уводящая к началам, к истокам – конец, означающий начало: 

Унылая пора! очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.

Или – как о том же говорится в стихотворении 19 ОКТЯБРЯ, посвящённом лицейским товарищам:

Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;
Невидимо склоняясь и хладея,
Мы близимся к началу своему…

И убеждаемся в полной идентичности объекта и субъекта, природных стихий и самого поэта. Это Аполлон проясняет действия и Вакха, и Венеры – и принимает служителя своего в собственное лоно.   

Молдобаев. Лес
Молдобаев. Лес

Таким образом, освещённые лучами Мусагета стихи Пушкина универсальны – в них есть всё. Но какой в результате достигается эффект? А такой, что универсальное ВСЁ – это в то же время и НИЧЕГО, ибо универсальное состояние не предполагает конкретных мыслей и чувств! И потому искать здесь мудрость и глубину всё равно, что искать эти качества в осени и в море. Что называется, ждать у моря погоды…

Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман…

Что являет собой доминанта пушкинской поэзии, её основополагающая идея? Если поэзия Ломоносова служила идее науки, Сумарокова – идее исправления нравов, Хераскова – высшим мистическим идеалам, Баркова – идее грубого секса, то поэзия Пушкина служила идее… поэзии. ПОЭЗИИ В ЧИСТОМ ВИДЕ КАК ОНА ЕСТЬ. Она – сама в себе и сама по себе – в высших сферах своей самодостаточности. Но как только она от них отрывается – от служения Аполлону, Гению чистой красоты и столь же чистой поэзии, – как чистый спирт, она рискует тут же улетучиться. Ибо:  

Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво…

В этом и состоит служение Аполлону, верным и наиболее показательным жрецом которого был Александр Пушкин. При спуске же вниз получим оборотную сторону высшей пустоты – нуль как пустышку. Ибо где сила, там слабость, где всё, там ничего, полная бессмысленность и ненужность, – одним словом, нуль, «Граф Нулин». Ибо, падая с небес на землю, погружаясь в суету, в быт, в социалку, в прозу жизни, поэт утрачивает покровительство Аполлона. Но понимание сущности этого ПАДЕНИЯ требует отдельного разговора… 

-5