Онучино расположено в двадцати семи километрах северо-восточнее Дивеева. И, как многие окрестные села, возникло в 1552 году во время третьего похода Ивана Грозного на Казань. С 1559 года им уже владел богатей Савва Онучин, чье имя и осталось в местной историографии. Но пока машина, потряхивая на не шибко ровном асфальте, везла нас в село, я думал не о его истории – мне отчего-то вспоминались строчки из стихотворения Евгения Евтушенко «Карликовые берёзы»
Начало прошлого века. Обычное село на юге Нижегородчины. Фрося, как бы сказали сегодня, - инвалид детства. Рост метр двадцать, маленькие ручки, жила, как все, никому из людей не мешая, на том конце села, что именовался Анцевкой ( по имени помещиков Ансиевых). Шила на швейной машинке одежду для односельчан да продавала вишню в том конце села, где стоял дом помещицы Егоровой. И вся её судьба уместилась в пару абзацев краеведческой книги «Пять веков Дивеевской земли»: «Ефросинья (Фросенька) Шиганова была несчастной от рождения – рост лилипутки. Утешение она нашла в должности старосты сельской церкви. Был у неё густой, неухоженный вишневый сад, позволявший ей немного под зарабатывать на продаже ягод на другом конце села – Егоровом, обеднённом садами. Нередко можно было видеть Фросеньку с ведром вишни, которую охотно покупали по недорогой цене. И раскулачили одинокую и несчастную Фросеньку, сослали на Соловки, откуда она не вернулась».
Местные жители, конечно же, жалели Фросю, втихомолку возмущались: «За что взяли убогонькую! За ягоды из своего же сада!» Вот, собственно, и вся история её короткой жизни.
Да не за вишню, конечно, не за сладкую ягоду упекли маленькую Фросю на Соловки, где и сгинула она безвозвратно. А за веру.
Мы ходили по сырым от дождя улицам Онучина от дома к дому, ведомые Людмилой Ивановной Фуриной и Валентиной Ивановной Липиной, сидели с ними в сельской библиотеке в гостях у Надежды Алексеевны Букаревой, и все пытались понять, за что же так наказала Фросю советская власть.
Вся родня Фросеньки была очень набожной. Дед пел на клиросе, мать – в церковном хоре. И девочку туда же привлекли. Там она и нашла свое призвание. Краеведы утверждают, что после разорения Саровского монастыря обоз под охраной НКВ -Дешников с мощами преподобного Серафима остановился именно в Онучине, около храма Воскресения Господня «ночевать и кормить лошадей». Об этом вспоминала монахиня Дивеевской обители Серафима Булгакова.
Когда в тридцатые годы стали расхристанные пролетарии требовать ключи от того самого храма, чтоб разорить его, сосед Фросеньки – Дмитрий Федорович Минов сообразил передать ей ключи в надежде на то, что «у убогой не отымут и ничего с ней сделать не посмеют». Отняли. Посмели.
Как же схожи судьбы Фросеньки из Онучина и святых мучениц из Суворова – Евдокии, Дарии, Дарии и Марии, думал я, слушая онучинских женщин. Впрочем, не избежали беды и другие верующие. Дмитрий Федорович Минов воевал еще в Первую мировую, имел Георгиевский крест и иные награды; служил в Красной армии… Ему родня да соседи шепчут: «Спрячься, схоронись, не найдут тебя и уедут восвояси». Он отвечал: «Я ничего дурного не совершал, мне бояться нечего, прятаться ни от кого не буду. А если чего, - там, в НКВД, разберутся».
Разобрались. Приехали, арестовали, отвезли в Горький и расстреляли на Бугровском кладбище в том же 37-м году вместе с такими же придуманными «врагами народа». Сослали на каторгу и там расстреляли и любимого онучинцами иерея Ивана Ивановича Касаткина. Пять лет назад приезжал а Онучино его внук. Пожертвовал денег на восстановление храма, где служил дедушка, и попросил помолиться за него.
А храм действительно вновь открыли - в 1994 году.
Один – большой и сильный, закрывает глаза, уши и рот, сгибает шею, становясь слепым и глухонемым карликом, и, теряя человеческий облик, словно глупая и скользкая, улитка, пугливо доживает. Другой – маленький и слабенький – бесстрашно поднимает голову, становясь великаном даже в глазах воров. И это пугает их, рушит их уверенность в своем праве. Маленькая Фрося, которую все жалели за её горемычную судьбинушку, встала на пути у силы, которая смела и погубила её, даже не заметив. Но она не побоялась. А даже если и боялась, оказалась сильнее своего страха. И поступком этим выросла в глазах из карликовой березки в стройную высокую русскую берёзу, листья которой неустанно шелестят на ветру истории. Не сохранилась даже её фотографии. На памятнике, который нам показала Людмила Ивановна, есть фамилии её родных, павших в Великую Отечественную: Д.А. Шиганов и С.А. Шиганов. Имени мученицы Фроси ни на каком памятнике нет, да и памятника никакого нет, поскольку нет и могилы…
Иван Ситников
(Статья изложена в сокращении).
