Обид от волков не видел. Моих собак они не брали, хотя попытки их взять делали неоднократно. Один – редко - два раза каждый сезон.
Рацион волков на моем участке был стандартным – туристские помойки. Из-под снега и дресвы волки вырывали куски упаковок, фольги, банки, и, очевидно, что-то съедобное. Что-то стоящий, на их вкус, мусор, тащили в пасти, потом бросали - это, видимо прибылые. С реки за мышью уходили редко, верно, рассчитывая на иную добычу.
Этот рацион у них был за один заход - это полста километров реки за сутки, осенью, по первому льду. Дальше декабря я не досматривал. Но после выпадения снега на реку они не заходили – жили в горных тундрах и возвращались вниз лишь по настáм. Высокого снега и трудного хода они избегали.
Один раз добычею стаи стал некрупный медведь (передняя мозоль того была сантиметров под 16). Зверь вышел на путик по уже облежавшемуся и осевшему снегу. К капканам проявлял любопытство, пару сбил, съев приманку. Они просто попались на его пути. Нарочно к капканам, даже десять метров от своего хода, зверь не подходил. Дальнюю избу он обошел по большому кругу. Наутро я вышел следом, поправлять после него капканы. Ходил еще без лыж. Забереги на реке были уже прочными, но реку по льду переходить можно было только на плесах. А выше плесов не было. В сапогах перейти реку тоже не получилось бы – уровень был высокий - подпирали зашугованные перекаты. Поэтому ходу мне было километров пять – дальше правым берегом начинались скалы и путик переходил на левый берег. Собак привязал в избе, не хотелось, чтобы они увлеклись зверем - намерения брать его не было, поскольку носил только мелкашку.
Километра через три обнаружил на льду и берегу вытоптанный участок, грязь, кровь и шерсть на снегу. От зверя не осталось ничего. Но и стая волка была семь или больше голов. Голову и крупные кости они утащили, конечно. Куда – не любопытствовал. Сытые волки собаками не интересовались, затем сразу выпало много снега и тот год отохотились спокойно.
За лосем с реки волк по малому снегу не шел – преследовать лося на захламленных сопках, на которых периодически вываливался ветром весь лес, тот не мог. Такие обширные слои буреломов тут же покрывались густой порослью пихты, березы и рябины. И лось чувствовал здесь себя и сытно и спокойно. Волк же если не путался в молодняках, то повисал на колючем сучьями валежнике, который лось перешагивал.
Лось в таких крепких местах вел себя нагло, что я заключаю из того, что когда мои собаки облаивали в ветровальнике лося, он продолжал кормиться, совершенно не реагируя на собак. Из чего следует, что и попытки волчицы нагнать лося на своих щенков из хлама, могли не удаваться.
На реке на лося волк охотился. Единожды, в середине декабря, во время такого прохода волков, слышал волчий вой, что могло говорить об удачной охоте волков. Но добыча вряд ли могла быть больше лосенка, потому что в ту же ночь стая ушла. Не проверял. Вообще, при наличии стаи волка, до снега доживало очень мало лосят, пожалуй, удача, если выживал каждый пятый, остальные могут быть на совести волка.
В бесснежный период находил утонувшего лося. По обилию следов волка, топтавшихся с обоих берегов километрах на трех – обычно он идет ходом по лосиным тропам - нетрудно предположить, как все произошло. Волки держали лося в воде, пока тот не погиб от переохлаждения. От этого лося волкам досталось немного - из воды его вытащить не смогли.
Чужую добычу при мне волк не брал, хотя раз в 2-3 года медведица, под снегопад, ломала лося, видимо, чтобы отвлечь пестунов, когда уходила в берлогу беременной - к этой добыче волк не подходил. Скорее из-за меня – я сразу находил – по поведению вόронов - шумят на еде, а то и по следу зверя - тушу, и обставлял капканами подходы.
На моей реке стаи волков проходили единожды в осень, и транзитом. Последовательность была одной и той же. Вначале с устья реки приходил матерый. По причине полного отсутствия у него умений в охоте, или, назовем это осторожностью, матерый делал лежку где-нибудь на льду реки, на лыжне, и вдалеке от избы. Чтобы видеть мои подходы, но скорее видел его я. Так он надеялся забрать собак. Ни разу это ему не удавалось, потому что я его тревожил, а кобели перед избой, ходко и наперегонки бежали выкапывать припрятанные кости, волка не чуяли и его не преследовали. Возможно, не чуяли собаки из-за резкого запаха избы. Опаснее собакам было встретится с матерым вдали от избы.
На подходе, или поутру, обнаружив след матерого, начинал готовиться к встрече стаи. Которая приходила через сутки - трое (очень редко - позже, и уже с верховий реки, заложив круг по горным тундрам). Теперь собак на ночь привязывал в избе. Днем водил на поводке. Или занимался снаряжением, рыбой - никуда не ходил с собаками.
Окружение избы происходило в основном ночью. Матерая делала лежку где-нибудь у тропы, и, соответственно, следа собак, у избы на виду. Прибылые с переярками отлеживались метрах в ста-двухстах. Матерый, очевидно, в предприятии не участвовал. Болтался где то. Засада длилась не долго. Редко лежки волков протаивали до мха. Тактика была простой - выманить кобелей и привести их внутрь стаи. Затем стая уходила и не возвращалась.
Бывали засады и днем. Они делали ее при той же диспозиции, но поскольку от базовой избы у меня отходили тропы на четыре стороны, матерая ни разу не угадала, откуда придем. Или кобели раньше оказывались у избы, следом подходил я и запускал их в избу.
Следующий сезон все повторялось. Конечно, матерые были разные, возможно разными были и стаи, но повадки были однообразны. Как только ложился снег, пригодный для ходьбы на лыжах, можно было не беспокоится. Но и исключения, конечно, были.