Она была интересной женщиной, звали ее Ларисой, почти как город в Греции.
Хотя она была высокой голубоглазой блондинкой, знавшей лучшие времена, однако время хоть и потрепало ее природную дальневосточную стать, с другой стороны придало то что у мужчин называется возмужал, у женщин несколько презрительно «обабилась».
К ней подобные индульгенции не подходили.
Ларисе не повезло, родится в Ванино, означает приговор.
Разумеется крики чаек, над гулом сирен колоссальных Балкеров, везущих кузбасский уголек в Пуссан, раскиданные по Ванино кладбища японских военнопленных, вековые сосны на песчаных пляжах устья Уй, что помнит Дерсу Узала, бродившего по хмурым сопкам Сихотэ-Алиня, с орочами.
Вся эта романтика, не могла перекрыть вечно пасмурное небо и непрерывно моросящий и изводивший душу бисерный дождь или точнее сыпь, которая превращалась в омерзительный колкий лед, больно бивший по векам в Вересень, так ласково называла этот месяц бабушка.
Здесь же на берегу Татарского пролива, это предвещало долгую зиму.
Лариса не унывала, она была веселой девочкой и рано вышла замуж и поздно вышла замуж за офицера, татарина.
Что такое татарин?
Это сын татарки!
Свекровь, суровая, мощная женщина, бывшая училка называла Ларису Портовой шлюхой.
ТО ли этнические, то ли межконфессиональные различия не дали им найти понимания, но татарка из под Ишимбая и русская девушка из Ванино, были счастливы, что разделены тысячами километров, а самое главное временем, потому что звонить было сложно, когда в Ванино брезжил рассвет, в Уфе, куда перебралась свекровь, была еще ночь.
Словом если Любовь и была, свекровь ее быстро похоронила.
Когда я познакомился с Ларисой, они с мужем спали отдельно.
Единственное, что хлипко держало этот брак, их единственная, ненаглядная дочь, Женя.
Муж давно уже не участвовал в воспитании дщери, лишь иногда как уссурийский тигр, злобно рыкал, на подвижного как юный леопардик ребенка. Когда Ваш покорный слуга познакомился с этой семьей Женьке было лет 12-ть.
Впрочем и финансово, Муж не очень помогал, дела у вышедшего на военную пенсию капитана шли не очень, транспортная компания в которую он устроился платила мало, пенсия капитана была ничтожной.
У Ларисы был свой аптечный ларек, которого едва хватала на приличную по Ванинским меркам жизнь, метнутся на Большую землю не представлялось возможным, иногда она челночила в Поднебесную, пару раз в страну Восходящего солнца.
Лариса прекрасно понимала, что была достойна другой жизни, но бросать маму, бабушку было не с руки, тем более быт был более или менее налажен, единственное, что омрачало, угрюмый и все чаще впадающий в депрессию муж, отрывавшийся иногда в портовом ресторане и как шептались по углам ее продавщицы, не брезговавший услугами жриц любви, которых было пруд пруди в портовом городе.
Муж был старше на 10-ть лет, и одно время ей льстило, что высокий, бравый вояка, бывший лыжник, то есть достаточно спортивный мужчина - ее муж.
Однако, Лариса рано поняла, что под мощной вывеской прячется достаточно ограниченный разум, что она гораздо умнее его.
Быть может поэтому, он все чаще поговаривал о переезде в Уфы, что она категорически не поддерживала.
Лариса лихо рассекала утренний Ванинский туман на своем мирокавтобе Хайс, брезгливо отзывалась о праворульной Большой Земле, ей было неплохо в медвежьем углу.
Соленный морской бриз, огни танкеров уходящих в вечно штормящий океан, навевали ей сказки Александра Грина, да, она не стало Ассолью, но романтика все еще была в ее шальной крови.
Иногда собравшись с одноклассницами, они пускали по кругу косячок с химкой, а потом опрокинув пару рюмок водки, обнявшись запевали «на сопках Манчжурии», а потом долго и отрадно рыдали о своей беспутной юности, об обыденности набившей оскомину, и вполне отчетливом климаксе.
Так хотелось большой Любви, но надежды таяли, как остров Сахалин, маячивший, через Татарский проливе разбитый ледоколами.
Потом муж, собрав вещички, шкуру уссурийского тигра, которого называл кошкой, отбыл в родную Уфу.
Оставшись одна Лариска было запила, но потом очухалась, женское братство, одиночек, которое она в глубине души презирала, засасывало легко, но Дух свободы победил, но только не надолго.
Ларису все больше преследовал сахарный диабет, сахара начали скакать как аргамаки древних башкир, дух которых она полюбила в муже, но этот же дух Тенгри увел его предгорья седого Урала.
НО когда ушла большая вода и подружки пригласили на пикник в устье Уй, она не могла отказаться, выпили немного, и потом отправились на баркасе поплавать.
Это было опрометчивое решение, потому что устье Уй, где сливаются воды Японского и Охотского морей, весьма и весьма неспокойно и разливается на пяток километров в ширь и конечно баркас опрокинулся.
Лариса была отличной пловчихой, что сказать, морячка, но ее мятущаяся душа не могла бросить подружку, она тащила ее до последнего, а потом сахара упали, и жизнь быстро начала покидать ее телесность, до берега оставалось метров 100, она уже сквозь паволоку видела бегающих по берегу подружек, но ничего не могла сделать, лишь последняя мысль, покидавшая ее душу:
-А как же Женька?
Сверкнула и ушла, в понимание того, что бывший муж ни куда не денется , приедет и заберет дщерь на Большую землю, ведь он обещал ее отдать на учебу в Москву..
Звездопад мыслей и она увидела будущее своей кровиночки и отпустила этот безумный , безумный мир.
Рыбаки нашил ее разбухшее тело только через неделю, когда ее обглоданные рыбами останки лежали на холодном песку….
Так закончилась земная жизнь Ларисы….
Она ушла в Донья.