В рядах Красной армии, осенью 1944-го вошедшей в Восточную Пруссию, было немало литераторов – как уже маститых, так и получивших широкую известность уже после Великой Отечественной войны.
Думается, даже нынешней молодежи должно быть (хотя бы по школьной программе, если в ней еще значится это произведение) знакомо такое имя - Василий Тёркин. Автор знаменитой некогда поэмы - специальный корреспондент газеты 3-го Белорусского фронта «Красноармейская правда» Александр Твардовский, призванный в РККА еще в 1939 году. Успел поучаствовать сначала в освободительном походе в Западную Белоруссию, затем в Советско-финской войне, а затем уже и всю Великую Отечественную провел в действующей армии.
Границу Третьего рейха Александр Трифонович пересек в районе несуществующего ныне города Ширвиндт, форсировав речку Шешупе. Может, причиной были развернувшиеся там на редкость ожесточенные бои, может, еще что-то, но восточно-прусский ландшафт Твардовскому откровенно не глянулся:
«Скучный климат заграничный,
Чуждый край краснокирпичный,
Но война сама собой,
И земля дрожит привычно,
Хрусткий щебень черепичный
Отряхая с крыш долой...»
Это строчки из той самой поэмы «Василий Тёркин», последние главы которой Твардовский написал в городке Тапиау (современный Гвардейск), где встретил Победу.
Боевым офицером некогда был и командир батареи звуковой разведки - капитан Александр Солженицын, воевавший на 2-м Белорусском фронте.
Сослуживцы отзывались об Александре Исаевиче как о человеке смелом, ответственном и доброжелательном. Однако именно в Восточной Пруссии военная карьера комбата закончилась. Будущего «дароносца достоподлинного слова» прямо с передовой срочно затребовали в штаб бригады.
«Комбриг вызвал меня на командный пункт, спросил зачем-то мой пистолет, я отдал, не подозревая никакого лукавства, - вспоминал Солженицын. - И вдруг из напряженной неподвижной в углу офицерской свиты выбежали двое контрразведчиков, в несколько прыжков пересекли комнату и, четырьмя руками одновременно хватаясь за звездочку на шапке, за погоны, за ремень, за полевую сумку, драматически закричали:
- Вы арестованы!!!
- Я?? За что?!?»
Оказалось, за слишком откровенную переписку с другом детства, изобиловавшую рассуждениями о сталинском режиме и ошибочных действиях командования. Ну а уже в 1950 году Солженицын разразился поэмой «Прусские ночи».
«Сколько едем вширь и вдоль,
Ну, такого не видали:
Вынес русским хлеб да соль -
Гля! Немецкий пролетарий!
Да с салфеткой, да на блюдо.
- Что ты вылез? - Ты откуда?
- Пекарь что ли? - Ладно, ехай!
- Он живой? А ну пошпрехай!
Может, кукла?..
На вопросы
Распрямляется в ответ:
Ich bin Kommunist, Genossen!
Я вас ждал двенадцать лет!..»
…И отводят коммунара
От подножья валуна.
Он кричит мне с тротуара:
«Gnädig’ Herr.. Моя жена!..
Höringstraβe, zwei und zwanzig!..
Dies unwürdig’ Komödie..
Я вернусь!..»
Вернешься, жди…»
Иностранцы, иностранцы!
Ой, по нам, младенцы вы...
Ой, не снесть вам головы...»
Это едва ли не самый безобидный фрагмент произведения, которое до сих пор издается крайней редко. Поэма изобилует картинами мародерства красноармейцев, разоренных немецких домов, изнасилованных немецких женщин и прочими живописаниями в том же духе. Сугубо бытовыми наблюдениями Солженицын не ограничивался, щедро делясь то ли действительно лично увиденными, то ли от кого-то услышанными фактами:
«Цвай-унд-цванциг, Геринг-штрассе.
Дом не жжен, но трепан, граблен.
Чей-то стон, стеной ослаблен -
Мать - не на смерть. На матрасе –
Рота? взвод ли побывал? -
Дочь-девчонка наповал.
Сведено к словам простым:
Не забудем! Не простим!
«Кровь за кровь, и зуб за зуб»
Девку - в бабу, бабу - в труп».
Все бы ничего, сегодня право на свободу самовыражения никем не оспаривается. Вот только жуткие картины освобожденной от оккупантов Смоленщины или Белоруссии впечатлительного советского капитана на творчество почему-то не вдохновили…
Неизвестно, как насчет Российской Федерации в целом, но в Татарстане точно известно творчество Фатыха Карима. В принципе, он также из довоенных поэтов – печататься начал в 1928 году, первый сборник стихов опубликовал в 1931-м. Войну начал рядовым, впоследствии дослужившись до офицерского звания. И в перерывах между боями находил время для творчества, создав целый ряд произведений: стихотворные сборники: «Любовь и ненависть» (1943), «Мелодия и сила» (1944), повесть «Записки разведчика» (1944).
«Я поздней ночью шел в разведку,
Как тишина по тишине,
И, через холм переползая,
Сказал с досадою луне:
Зачем ты светишь так, луна?
Тут не гулянье, а война.
Луна, наверно, услыхала
Тот шепот мой издалека,
А то иначе отчего бы
Она ушла за облака?»
В феврале 1945 года лейтенант Фатых Каримов, командир саперного взвода 226-го отдельного саперного батальона 144-й стрелковой дивизии 65-го стрелкового корпуса 5-й армии 3-го Белорусского фронта получил приказ выбить противника с господствующей высоты, закрепиться там и удерживать ее до подхода основных сил. От выполнения этой задачи зависел исход всего боя, разворачивавшегося на данном участке.
«Наутро будет грозный бой. Мне сердце говорит само,
что, может, я сейчас пишу своё последнее письмо.
Наутро будет шквал огня. В окошко малое сейчас
на солнце красное гляжу я, может быть, в последний раз.
Я буду сокрушать врага и как поэт, и как солдат.
А коль погибну – жизнь мою мои детишки повторят.
Останется весь вешний мир – благоуханные сады,
и на полянах меж цветов мои останутся следы.
Не надо плакать надо мной… Ведь это словно песню спеть –
за счастье Родины своей на поле боя умереть».
Возможно, что эти строки Карим написал раньше, а не накануне 19 февраля 1945 года. Но в любом случае они оказались пророческими.
Взяв высоту и окопавшись на ее вершине, саперы отбили пять немецких контратак! Взвод погиб полностью, включая девушку-санинструктора. Командир был убит пулей снайпера. Героев сначала похоронили в братской могиле у нынешнего поселка Победа Багратионовского района Калининградской области. А в 1955 году все они были перезахоронены с воинскими почестями на мемориале в городе Багратионовск (на титульном фото).
И в заключение еще об одном советском офицере. Выдающимся поэтом Владимир Рабинер не стал – возможно, просто не успел стать. Вот что он писал своей девушке Вале в украинскую Полтаву:
«Сегодня в 11.00 я пересек границу Восточной Пруссии, и сейчас на привале решил написать тебе письмецо на немецкой земле, немецкими чернилами и ручкой. В немецком доме. Настал час расплаты! Мстим за все. Немцы за все нам платят сторицею. Никогда ни они, ни их земля не забудут этих дней».
В письме были и два стихотворения:
«Сегодня весточка такая,
Что сердцу радостно в груди:
Туда, где родина святая,
В атаку двинулись полки.
Пошли – и немцы побежали,
Бросая технику свою
И много тысяч оставляя
Солдат, захваченных в бою.
Вперед! Вперед! Бойцы родные!
Вперед! Смелее на врага!
Довольно он топтал святые
Для сердца милые места».
***
«Вот скоро в бой, в последний бой пойду я,
Он будет миру памятен всегда,
Как бой, когда народы, негодуя,
Войдут в Берлин, чтоб там добить врага.
Последний залп в развалинах Берлина
Слившись с салютом грозным над Москвой
Всем известит, что взвилось знамя мира,
Что русский стал на пруссака ногой».
Литературным критикам вряд ли стоит судить строго эти бесхитростные строки, ведь 21-летний лейтенант был уже вполне опытным фронтовиком, но еще только начинающим поэтом. Артиллерист Владимир Рабинер пал смертью храбрых под городом Эльбинг (теперь польский Эльблонг) 28 января 1945 года. Валентина Лукинична Кондратюк, четыре года ждавшая Владимира с войны, впоследствии переехала в Калининград, дожив до глубокой старости.