-Распаковать чемодан с барахлом? Да пусть стоит, есть не просит.
Пройдет N- е количество лет. Несколько раз нахлынут и успокоятся волны эмиграции. Первая, вторая, третья.
И он скажет:
-Ну, где этот памятник моему советскому прошлому?
И зачем-то вскроет чемодан...
Там гладкие стенки еще могут что-то рассказать о Советской жизни, там ненужные вещи, но каждая еще постоит за себя в чуждом ей "капстрое"…
И Довлатов идет им навстречу. Он пишет и составляет сборник рассказов.
-Как назвать его? Ах да, "Чемодан". Запылившийся символ моей эмиграции из Советского Союза – и моей ностальгии по Советскому Союзу. "Чемодан" – это уже не чемоданное настроение, а чемоданное состояние. Да, ностальгия с годами тяжелеет.
Сцена, которая могла разыграться между Довлатовым и его чемоданом.
Ну а теперь, что в нем оказалось после вскрытия. Нам рассказала об этом книжка.
…По сюжету, уезжая из страны, главный герой берет с собой фанерный чемодан, в который складывает самые нужные вещи. В Америке чемодан несколько лет стоит нераспакованным. А когда он решит его открыть – то обнаружит, что каждая вещь несет образы ярких воспоминаний, на целую книгу рассказов.
Так структура и выстроилась. Книга написана по принципу одна вещь - один сюжет. Поэтому в книге, как в фанерном чемодане, прекрасно соседствуют рассказы о финских носках, классическом двубортном костюме, офицерском ремне, шоферских перчатках и т.д. Объединяет истории не только чемоданное происхождение, но и тонкая довлатовская парадоксальность, когда смешно и грустно, когда вроде бы вчера, а может, никогда. Простота до абсурдности.
...В жизни у меня случился один эпизод. «Маму выписывали из больницы. Я привез врачу трехтомник Довлатова. Принимая дар, врач остолбенел. Нет, не от счастья. Такое не дарили - видимо привычка к белому конверту и бутылке коньяка выработали у доктора реакцию собаки Павлова. На Довлатова реагировать его не учили. Он сотворил из своего лица подобие сморщенного баклажана и неуклюже подставил пухлые руки. Причем, расстояние между левой и правой оказалось больше, чем размер книги. Руки я помог ему сомкнуть - и вручил Довлатова. Сморщенный баклажан разгладился и понес книги туда..., где белые концерты и темные бутылки.
Я повел маму к выходу. И по пути вспомнил фарцовщика из довлатовского рассказа «Креповые финские носки»: «Это был высокий парень лет двадцати трех с нездоровым оттенком кожи. Разговаривая, он нервно приглаживал волосы».
Но самое любопытное, фразы: «Гарантий быть не может. Но я постараюсь». «Естественно»». «Непременно». «К сожалению, нет». «Боюсь, что нет».
Эти фразы я всякий раз слышал от врача, пока мама была в больнице.