Рождение ребёнка меняет весь мир не только женщины, всей семьи. Нашей героине Вере дали маленькую передышку в испепеляющей боли, поселившейся на дне её души. Казалось, что много пережито, много мудрости накоплено, но не всегда это помогает избежать новых поворотов судьбы, снова и снова проверяющей крепость наших сил.
Замёрзшее стекло. Часть 4
Продолжение
Раны плохо затягивались. Молодуха уходила в рощу, раскинувшуюся неподалеку от дома и, прислонившись в берёзке, просила её напитать своей вселенской радостью и чистотой. Вера верила, что и у дерева есть природная душа. Она бродила средь деревьев, вспоминая жаркие встречи с Алексеем. Сколько она не запрещала себе не думать о нём, сердце не подчинялось запретам. Виктора она не воспринимала никак, он первое время пытался с ней разговаривать – реакции никакой. Проявлял недовольство – реакция та же. Муж нервничал, не зная, к чему готовится Вера. Он боялся до неё дотронуться, и даже ночами, когда в нём просыпался природный инстинкт, он тихонько страдал и злился, но жену не трогал. Так продолжалось почти полгода. Виктор не выдержал и, напившись долго хныкал, прося прощения, обхватив её ноги холодными лягушачьими руками. В исступлении, он целовал их, а ей казалось, что это мокрые лягушки скачут по ногам.
Через девять месяцев Вера родила маленькую дочку Светланку, в которой не чаяла души. Женщина расцвела, похорошела, она теперь не понимала, как можно было плакать из-за мужчины, унижаться, ища его любви. Одно она поняла – никогда не надо жить ради кого-то, только ради себя. У каждого свой путь на Земле. Только через свою любовь человек постигает мир, учась любить его. Если ты уважаешь себя, значит не допустишь к душе злобу, не унизишь слабого, не оставишь голодными детей, и в любви будешь желанной и мудрой. Вера и сама не понимала, откуда у неё взялись силы и уверенность, но она знала – никогда и никому она больше не позволит обидеть себя и дочь. Светочка вдохнула в неё силу материнства. Вера ещё не осознавала, что это инстинкт матери, могучий и мощный стержень жизни. Его энергия, как утверждали мудрецы, сохраняется во Вселенной триста лет. «Всем нужен материнский свет, – прочитав, подумала Вера. И однажды, проходя мимо жены, Виктор попытался оттолкнуть её, будто ему не хватило места в проходе. Жена набросилась на него коршуном, царапала, кусала и в конечном итоге – «приложила» его с размаху горячей сковородой. Жареная картошка разлетелась по полу. Виктор ошалел, он никак не ожидал такого отпора. Глаза жены горели, как у раненной тигрицы, и мужчина окончательно понял – её лучше не трогать, убьёт.
С тех пор жизнь у них пошла внешне спокойная и размеренная. Чтобы как-то отомстить жене, муж отдавал ей только часть зарплаты, и Вера вынуждена была раньше выйти на работу. К себе Виктора она не подпускала. Добиваясь её расположения, он задабривал жену деньгами, и если от безысходности она всё же принимала их, он набрасывался на жену с жестокой жадностью, ещё более расширяя лежащую между ними пропасть.
Она стремилась скрыть свою усталость,
Боясь уснуть, шептала: «Хорошо!»
Он ей дарил своих Величий «малость»,
На что горазд, способен был ещё.
А лживое шептание губило
В ней женское начало, но она
Вот этим словом «Хорошо» молила:
Чтобы скорей закончилась возня…
Есть святость лжи? Кто нам о том расскажет?
И с нею ль исцеление придёт?
Ведь ложь своею сутью душу мажет,
А за неё всегда расплата ждёт…
И всё же Вера не могла произнести слово «хорошо», настолько унизительна для неё стала близость с мужем. Сравнивая его силу с Алексеем, женщина понимала, что сравнение не в пользу мужа, и в этом даже не её вина, свою мужскую силу он растерял до неё, то ли простыв, то ли родившись таким. И если бы она не испытала другую силу, может не с таким бы разочарованием воспринимала Виктора.
Веру выматывали такие отношения с мужем, но больше не существовало способа забрать у него зарплату. А ради своей Светланки она была способна на всё. Но душа с таким положением дел не соглашалась. В который раз женщина спрашивала себя: «Что же её с ним держит?» И не могла найти ответа. Иногда она ощущала себя насекомым, попавшим в сети паука или женщиной лёгкого поведения, но не женой. Муж больше не повышал на неё голоса, но когда был злой, тихо и ядовито говорил:
– Сама в петлю залезешь, уж я постараюсь.
Женщина внутренне содрогалась от такого брака, но быть разведенной было выше её сил.
Осень нагрянула неожиданно – с колючими ветрами и холодными дождями. Люди превратились в один большой зонт, укрывающий встречи и расставания, любовь и печаль. Не встреченные проходили мимо, так и не разглядев друг друга в этой стихии.
Словно в теремочке, скрыта под зонтом,
Женщина торопится к ужину в свой дом.
Лёгкая усталость, словно тень преград
Грустью припорошила её ясный взгляд…
Пусть не ваша женщина – улыбнитесь ей,
Чтобы стало чуточку на сердце теплей.
Посмотрите женщине ласково во след,
Пусть давно, быть может, был её рассвет,
Улыбнитесь женщине – дружески, тепло,
Сердце встрепенуться чтоб опять смогло.
Чтоб, поверив снова в силу колдовства,
Вновь она дарила чары волшебства.
Улыбайтесь женщине, растопите лёд!
Пусть улыбка ваша станет ей, как мёд.
Подарите женщине крошечку тепла,
Ощутить чтоб женщиной вновь себя могла.
Вера увлеклась стихами. Она много стала читать, ища в строчках созвучия своему настроению. Она привыкла, что к ним редко кто заходит, поэтому звонок в дверь прозвучал нежданно. На пороге стоял молодой человек, улыбаясь во весь рот. Что-то в его взгляде и улыбке было до боли знакомым, а вот что именно, женщина никак не могла уловить.
– Что, сестрнца, не узнаешь? – голос тоже ничего не мог выхватить из памяти.
– Какая я тебе сестрица? – Вера хотела закрыть дверь.
– Так-то ты братишку встречаешь? Ну не сестрица, сестра, так ведь Веруня?
– У меня нет брата.
– Вот эта новость! До сих пор злишься, да?
– Да кто вы такой, в самом деле? – женщина начинала сердиться.
– Павел, твой братишка. Я Павел, или скажешь, что тоже такого не знаешь?
– Павел!? А…
– Как нашёл тебя? В Теплушках дали адрес. Родители Виктора дали. Бабушка отказала, сердится на нас из-за тебя. А что сердиться-то? Нас жизнь тоже не жаловала. Кулаком угощали частенько. В детдоме масло стороной обносили. И сладости-радости тоже досыта не доедали. Так что оголодали, спасай, как старшая сестра. Поцелуемся что ли?
Он не стал ждать согласия, сгреб в охапку и закружил по коридору.
Весь вечер прошёл в воспоминаниях. Вера на радостях всё простила и забыла. Слушая Павлушку, она неоднократно принималась реветь от жалости к их таким нелёгким судьбам. После детдома ребятам некуда было возвращаться. Дом их продали, и кто это сделал, установить не удалось. Устроились на работу и жили по своим общежитиям. Заработки маленькие, работой обеспечивали только строительные организации. Детдом продолжался в «большой» жизни.
Вера «перетянула» среднюю и младшую сестёр в молодой город, как могла, помогла обустроиться, с работой помогала и радовалась своему обновлению. Татьяна вскоре вышла удачно замуж, и при встречах становилась всё высокомерней и холодней. Душа Верина готовилась к такому обороту, оставалось только неприятное ощущение при встречах, которые старшая сестра сократила до минимума. Павлушка радовал искренностью братских отношений. Ей почему-то всегда хотелось доказать ему своими поступками, что она намного лучше, чем про неё думали родные. А что думали плохое, она видела наглядно. Вера активно участвовала в его жизни, во всех его проблемах. А вот младшенькой Ольге не повезло – вышла замуж за пьяницу и дебошира, родила дочку, развелась и пустилась во все, как говорится, тяжкие: восполняла голод по любви весёлыми развлечениями. Могла довести себя до такого градуса, что не помнила, с кем была и зачем. Но звание «младшая сестрёнка», вызывало у Веры чувство умиления и всепрощения. Сестрёнка с дочкой нашли долгожданный приют в доме старшей сестры, отогревая свои души. Виктору даже нравился разбитной характер новой родственницы, и он по-дружески заигрывал с нею, при этом заглядывая супруге в глаза, надеясь там увидеть хотя бы маленькую дольку ревности. Но кроме равнодушия или насмешливого взгляда, там ничего не отражалось.
Виктор страдал и злился на свою супругу, злился и потихоньку влюблялся в эту маленькую, но такую сильную женщину. Временами ему казалось, что он способен на убийство – так ненавистна, порою, становилась жена. Он маялся, как мужчина, обделённый близостью, унижаясь и выпрашивая её, как подачки нищему. Чем больше она отдалялась, тем больше он хотел жену.
Шли годы, но время ничего не меняло, та боль, что жила в Вере, всегда стояла между ними. Виктор ругал всех на свете: и отца, и сестру за то, что не дали ему понять всю глубину души своей супружницы. Только с годами он понял, что Вера по-настоящему любила того Алексея. Виктор унижал её не из-за потери невинности, с этим он давно смирился. Мужчина видел, что, отдавая ему своё тело, душу не подпускала к участию в этой близости. Более того, она отвергала его тело, а заодно всё, что принадлежало ему: душу, руки, глаза, губы. Она терпела эту повинность, стараясь скрыть брезгливость. Вот это и убивало, и влекло, и разжигало страсть и ненависть, одновременно. Виктор понимал, что он далеко не тот мужчина, который нужен ей. Он знал, что «проигрывал» перед Алексеем и мелочно мстил за это. Те короткие победы, что иногда случались из-за его упорного нежелания отдавать зарплату на расходы, покупая близость, он торопился доказать свою силу и опытность, а выходило наоборот – его длительное воздержание, торопливость, с какой он бросался на неё, делали своё дело. Тот миг прикосновения улетучивался, исчезал, словно крик вспугнутой птицы. И опять глухая стена закрывала для него желаемое. Светлым и единственным праздником в её жизни было рождение дочери. Вера успевала сделать уютным дом, прекрасно готовила. Она была из тех женщин, которые уходили с головой в домашнюю работу, дабы не докучало настоящее. Виктору нравилась её чистоплотность, опрятность во всех делах. Он старался делать мужскую работу уверенно и аккуратно. Это их и мирило. Он уже знал, что криком и скандалами жену не возьмёшь, старался остроумно шутить, подтрунивая над супругой. Эта удивительная женщина смогла сохранить озорство и чувство юмора. Жена «отключалась» от нежелаемого и отдавалась шуткам с такой искренностью, что невозможно было поверить, что эта женщина безгранично несчастна. Она всеми силами укрепляла престиж семьи. Виктор ценил это и мирился с утратой близости. Но не мирился организм. Частые обмороки из-за большого давления пугали его, но не своей болезненностью, а тем, что Вера могла исчезнуть из его жизни. Он был уверен, что это скопление гормонов «било» по голове, перехлёстывая ненавистью его сердце. Но чем больше подчинял он жену, тем глубже чувствовал её свободу – свободу от него. Случалось не раз, когда надо было защитить её на улице или в кафе от мужской нагловатости, Виктор делал вид, что мало знаком со своей женой, вынуждая её выбираться из ситуации самой. Они долго потом не разговаривали. Чтобы не видеть вопрошающий насмешливый взгляд жены, муж напивался. Хотя это случалось редко, но, как говорится, метко. По какому-то негласному сговору они не обсуждали этих тем, делая каждый свои выводы. И вот однажды под давлением силы ненависти к её свободе, он «расслабился» с её младшей сестрёнкой, «кувыркая» в кровати послушное молодое тело, снимая давление с души. Вера их застала «тёпленькими». Муж пытался надеть брюки, от волнения не попадая в штанину ногой. Ольга, как Ис Ус на кресте, возлежала нагишом на кровати, невинно-распятая водочным дурманом. На её безмятежном лице блуждала наивная улыбка детской непосредственности, не вяжущаяся с пьяным зятем, взирающим на эту чистоту похотливо-насмешливым взглядом.
– Ты что наделал с девочкой? – кинулась после минутного оцепенения жена.
– Нашла девочку! – он ещё не соображал, что перед ним его Вера: умиротворённая и опустошенная плоть не хотела реагировать ни на что.
Звонкая пощечина привела мужчину в себя. Но его реакция была неожиданной:
– Веруня, ты меня ревнуешь? – Вторая… пятая пощечины приводили его в чувство. Он увидел глаза жены, горевшие не ненавистью, а болью. Муж упал на колени, и, обхватив её ноги, завыл.
– Тебе больно, родная? Ты меня хоть немного любишь?
Женщина высвободила ноги, укрыла расхристанную сестрёнку покрывалом, и тихо произнесла:
– Ничтожество! А что ты ничтожество, должны уже знать все.
Он так испугался её спокойного голоса, что стал кричать. Но перехваченные страхом голосовые связки только хрипели. Выпив воды трясущимися руками, он подскочил к кровати, пытаясь разбудить молодую женщину. Но когда Вера заслонила сестру своим телом, муж с такой силой отшвырнул жену, что та, отлетев, ударилась о косяк двери и сползла на пол от тупой боли в голове. Растолкав Ольгу, Виктор захлебывался от обильного потока своей информации:
– Я же ушёл в магазин, а ты уснула. Верка теперь говорит, что я с тобой занимался любовью. Разве мы могли это допустить? Оля, да очнись ты! – он с надеждой уставился на женщину, ничего не соображающую и не понимающую.
– Где я? – выдавила Светлана непослушными губами.
– Да у нас ты, у нас, – Виктор тормошил её, слегка постукивая по щекам, посадив её в кровати, удерживал в сидячем положении. Покрывало упало вниз, обнажая маленькие аккуратные груди. – Ты уснула, а я ушел, да?
– Я не помню, кто куда ушёл, – пролепетав, она упала на подушку и тут же заснула. Вера опять укрыла сестрёнку.
– Как же ты могла подумать, что я могу воспользоваться её беспомощностью? – он победно смотрел на жену.
– Ты просто урод с человеческим лицом, – Вера ушла на кухню, не проронив больше ни слова.
Он всё рассчитал правильно: ей плевали в лицо все родственники, ужасаясь Вериной нечистоплотности – так оболгать сестру и родного мужа! Только вот, зачем ей это надо, всем было трудно понять.
– Недаром тебя мамочка называла непутёвой, – с горечью обвинил брат.
Вера и это пережила, обрубив все родственные связи. Она не пыталась ничего объяснять, видела, что её никто не воспринимает серьёзно. Слёз не было, только душа, как сухарик, ещё больше съёжилась, выпуская любовь только к дочери. Три месяца Ольга не приходила к старшей сестре, а потом пришла, будто ничего и не произошло. Вера на неё не сердилась, ей было жалко исковерканную душу младшенькой, такой весёлой и бесшабашной сестрицы. Они никогда больше не говорили об этом.