Бывают в жизни случайные встречи, мимолетные знакомства. Вот так случайно я и познакомилась с одной уже не очень молодой женщиной. В свои (боюсь предположить, но попробую) "за пятьдесят пять" она необыкновенно красива, стройна, грациозна, красноречива, артистична.
Из разговора с ней я узнала, что у нее очень пожилая мама, которой почти девяносто лет; к сожалению, она уже довольно давно страдает старческой деменцией: никого не узнает, ничего не понимает, не говорит и даже не может встать с кровати. Ее нужно кормить с ложки, переодевать, поворачивать, давать лекарства...
- Как же у вас получается работать? - удивилась я, узнав об этом.
- Ну, я ведь работаю не каждый день и ухожу всего на пару часов. Покормлю ее обедом, положу на бочок, обложу подушками, накрою пледом - ей тепло, уютно, спокойно - я и убегаю. Я ведь точно знаю, что она не встанет, не упадет. А прихожу - и сразу к ней бегу, спрашиваю: "Ну как ты тут без меня, соскучилась?" И начинаю ее опять кормить, переодевать, поворачивать на другой бок - ей ведь тяжело, бедной, лежать в одном положении, а сама повернуться она не может. Конечно, она ничего не отвечает, но я всё равно с ней всегда разговариваю, шучу, что-то рассказываю. Иногда мне кажется, что она будто поняла какое-то слово или меня узнала - знаете, взгляд становится более осмысленным. А потом снова впадает в забытье. Вот так и живем с моей мамой, я уже привыкла.
- Мне очень жаль...
- Да, это непросто. Но это ведь моя мама, понимаете, Наташа? Моя ЛЮБИМАЯ мама. Вы бы видели, какой она была в молодости - настоящая красавица, глаз не отвести!
- Глядя на вас, я в этом не сомневаюсь: очевидно, гены сделали свое дело! - улыбнулась я.
- Да, мне многое от нее перешло, - скромно опустила глаза моя собеседница. - А как она танцевала - у-у-ух! Вы бы видели, как она танцевала с моим папой! А шила как - и я, и моя младшая сестра ходили всегда в таких платьях, что все девчонки завидовали! Все думали, что у нас кто-то в торговле работает - тогда ведь не купить было ничего - и никто не верил, что всё это моя мама шила своими руками на старенькой бабушкиной швейной машинке.
Моя собеседница замолчала на некоторое время, а потом продолжила свой рассказ:
- Нам с сестрой Любой необыкновенно повезло: мы росли в такой родительской любви, которую трудно описать словами. И мама, и папа занимали серьезные должности, но всегда с работы бегом неслись к нам, дочкам. Мы без конца сидели у них на коленях; вертелись у них и под ногами, и под руками; задавали бесконечные вопросы; просили нам читать, с нами играть, гулять, что-то нам рассказывать, помогать с уроками - и никогда этим не раздражали родителей. Куда мы только не ездили, каких только книг не читали, где только не гуляли! Это была любовь безоговорочная, безусловная; мы в ней будто купались, мы были ею окутаны, окружены. Мы знали на каком-то подсознательном уровне: что бы ни случилось - мама и папа будут на нашей стороне, они будут нас поддерживать; они будут биться за нас, если потребуется - с кем бы или с чем бы ни пришлось биться - до последнего. И, вы знаете, нас с Любой это нисколько не испортило. Наоборот! Я думаю, мы с сестрой и не достигли бы ничего из того, что в этой жизни удалось, если бы не эта родительская любовь. Она - как какая-то сила, которая помогает ребенку занять свое достойное место в жизни; чем она слабее - тем сложнее ребенку.
- Когда мне исполнилось семь лет, - продолжала моя собеседница, - меня устроили и в школу, и в студию танцев. Исполнилась моя мечта: я очень хотела танцевать! Это был серьезный коллектив: мы много занимались, много выступали, ездили на гастроли в другие города. Десять лет я училась в школе - и десять лет занималась танцами. У нас была своя костюмерша - чудесная женщина! - которая шила на весь коллектив великолепные костюмы. А вот туфельки для танцев нам, девочкам, нужно было покупать самим. Но легко было сказать в то время "купить туфли для танцев” - и практически невозможно их, действительно, купить. Сейчас, при нынешнем изобилии, сложно себе это представить, но во времена моего детства и юности это было большой проблемой: такие туфли продавались только в специализированных магазинах, доступ в которые имели только профессиональные артисты и танцоры. Иногда, через каких-то знакомых, всеми правдами и неправдами, удавалось купить нужную пару обуви, но это было большой и не слишком частой удачей. Дело в том, что парой таких атласных туфель можно было обходиться месяц-другой, а потом они приходили в негодность, и надо было начинать поиски снова. Вам, наверное, сложно поверить, что было время, когда ничего нельзя было купить: вы ведь, наверное, не родились еще тогда?
- Вы, вероятно, заблуждаетесь относительно моего возраста: я не только уже родилась в то время, но и очень хорошо всё это помню, - отшутилась я.
- Да... К хорошему быстро привыкаешь: сейчас купить любую пару обуви легко. А тогда моя мама стала шить мне такие атласные туфли сама: ткань всё-таки проще было найти в магазинах, чем готовую обувь для танцев. Шила она, в основном, по ночам: днем была на работе, потом надо было отстоять очереди за продуктами, обед и ужин приготовить (готовила мама великолепно!), постирать, погладить белье... До сих пор удивляюсь: как она всё успевала?! Готовили тогда на керосинке с одной конфоркой, о стиральных и посудомоечных машинах и знать тогда не знали, утюг был у нас старенький, на углях. И мама успевала и шить, и крестиком вышивать, и крючком вязать.
Слезы навернулись вдруг на глаза моей собеседницы:
- Знаете, что запомнилось мне на всю жизнь? Ощущение того, как мама осторожно-осторожно, чтобы меня не разбудить, убирает одеяло с моей ноги ночью, когда я сладко сплю; тихонечко одевает мне сшитую атласную туфельку, завязывает ленты; проводит рукой по моей ступне (чтобы проверить, подошел ли размер); а потом так же аккуратно снимает туфельку и укрывает ногу теплым одеялом. Это повторялось много раз за все годы моего увлечения танцами; я утром просыпалась - а рядом с кроватью на тумбочке стояла новенькая пара туфель. Как в сказке! И я снова и снова выходила на сцену в туфлях, которые мама шила мне ночью.
Моя собеседница покачала головой:
- Ну разве можно такое забыть? Конечно, в детстве и юности я не слишком ценила мамин труд: всё воспринимала, как само собой разумеющееся; мне и в голову не приходило, что может быть как-то по-другому, - продолжала моя собеседница, - а вот когда я стала старше, тогда, конечно всё это осознала. Осознала, как маме было нелегко; осознала, сколько ее труда (и папиного, конечно, тоже) было вложено в нас с сестрой - и ведь ни разу ни слова мы не слышали от родителей, что мы им чем-то обязаны за всё это, что они какой-то подвиг совершают, нас воспитывая - никогда такого не было! Это будто в воздухе висело: мы - любимые дети, о нас заботятся; по-другому и быть не может, это естественно! И вот сейчас для меня так же естественно заботиться о маме, когда она в таком состоянии: я даже и мысли не допускала о том, что это может делать кто-то другой. Я, и только я! Это ведь моя ЛЮБИМАЯ мама. Вы знаете, я нисколько этим не тягощусь; бывает, что мама заболевает, температура поднимается, кашляет. Врач приходит, назначает лекарства, говорит, что организм у нее уже слабый, нужно быть готовой ко всему. Я всё понимаю; лечу ее - а в голове одна мысль: "Господи, только не сейчас! Оставь мне её еще хоть на немного!" Как будто кто-то слышит мои слова: она поправляется...
Когда мы с сестрой выросли, вышли замуж и у нас родились дети, мама и папа продолжали нас поддерживать и помогать. Только благодаря их помощи мы с сестрой могли работать, даже имея маленьких детей (хотелось, конечно, лишнюю копейку заработать), как-то расти в карьере. И, вы знаете, я до сих пор удивляюсь тактичности моих родителей: они никогда не позволяли себе меня или моего мужа критиковать: "У тебя это плохо сделано", "А ты неправильно вот то сказала", "Да ты ничего не умеешь". Они, наоборот, всегда подчеркивали хорошее: "Как хорошо у тебя котлеты получаются", "Какую интересную историю ты дочке рассказала", "Какая ты умница, тебя не зря на работе хвалят - у тебя золотые руки". Это было очень мудро с их стороны: ведь в любом взрослом здравомыслящем человеке живет внутренний критик, который подсказывает, что сделано недостаточно хорошо. Чем мы плохи - мы и сами знаем, правда? Родители должны нам говорить, чем мы ХОРОШИ - тогда мы и будем успешны. Сейчас у меня уже взрослые дети, внучке десять лет - и я во всем стараюсь к ним относиться так же, как ко мне относились родители. Я получила от них превосходный урок! И, вы знаете, всё получается: у меня замечательные дети и внучка! Надеюсь, что и еще будут внуки.
Мысленно я часто возвращаюсь к нашему с той женщиной разговору; я люблю наблюдать за чьим-то счастливым опытом в семейных отношениях (в большом смысле этого слова, когда семья - это несколько поколений людей, любящих друг друга) и искренне радуюсь за эти семьи. Им, этим людям, удалось приобрести и сохранить главное, что есть на свете - семью и любовь друг к другу. Эту любовь составляют порой незаметные мелочи: прочитанная вместе книга, испеченный пирог, пришитая на пальто пуговица, лыжная прогулка. Или сшитые ночью заботливой мамой атласные туфельки.
Много лет в своей жизни я считала, что "жить надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы". Это всё верно, всё так. Но сейчас я бы к этому добавила: "Жить надо так, чтобы у окружающих людей не оставалось к тебе вопросов, оставленных без ответа", в том числе - вопросов о том, какие чувства ты испытываешь к своим близким. А ответами могут быть самые простые слова и поступки...