К 1981 году жизнь деревенских жителей мало изменилась. Как и сто лет назад, цикл природопользования начинался весною сельскими делами и рыболовством и заканчивался осенним урожаем, рыболовством и промышленной охотою, которая давала лишние деньги на развитие хозяйства. Совхоз занимался мясным животноводством. Охотники кредитовались и снабжались припасом и едой той же системой потребкооперации.
Но от прогресса не спрячешься. К 1990 году деревня пришла с автомобильной грунтовой дорогой. И то, с чем ранее справлялась лошадка, через день доставляющая почту и излишества в магазин, теперь делал большой трактор, который раз в неделю дорогу чистил. И автомобили, которые нет-нет, да и доезжали до деревни. В автомобилях приезжали и новые купцы с огненной водой, меняющие на нее мех, рыбу, мясо и корнеплоды. Поговаривают, что эволюция не могла без этого. Оставим этот переворот на совести реформаторов.
90-е годы стоили деревне и выселкам потерей 20% населения, убывшего естественно, или выездом. Осталось 119 человек, что в полтора раза ниже, чем век назад и втрое ниже, чем в 30-е годы и вдвое ниже, чем после Отечественной войны. Домохозяйство теперь составляли чуть менее 2-х человек. Лошадей стали держать много меньше. А количество коров сократилось, после разорения совхоза, вдесятеро от того, что было век назад.
Но перед тем как разориться совхозу, жителям раздали земляные паи. Что, по утверждениям реформаторов способствовало бы деловой активности населения. Другие активы, в виде техники, пилорамы и скота достались бригадиру. У которого их сразу купили на металлолом и мясо заезжие купцы. Возможностей кредитования (для приобретения техники и настраивания логистики) пайщикам не дали. Посему финт в сторону капитализма закончился, так и не начавшись. Будем считать, что так и было задумано.
Но нас интересует не политика, ой, этот кривой ренессанс бояр пополам с купцами, в виде фарса, конечно, как и всякий ренессанс. Нас интересуют исключительно – традиции и жизнь на земле.
Продуктивность охотничьих угодий от реформ не пострадала и в закупочных ценах она составляла на 2000 год - 5,0 руб./га. Сейчас это 10 руб./га. Охотою изымается продукции на 1 руб./га. Однако налоги с этой отрасли государство потеряло. Хорошая новость – это сохранившийся потенциал охоты. И отсутствие разрушающих популяции методов отлова.
С рыболовством все много хуже. Заезжие купцы на вертолетах летают нынче не для получения положительных эмоций и конских доз напитков. Теперь река выбита и рыбы в ней нет. В том числе и потому, что река была объявлена заказником. Но поскольку охрану обеспечить было не на что, никто рыбаков-с-химикатами и не гонял. Никто за ними не следил. Не осуждал. Не клеймил. И их дети считали папу не к_злом-отравителем чистых рек, а добычливым кормильцем.
А ведь мотивы рыбалки, было, начали приводить на реку первых правильных туристов-рыболовов. А местное население снова, как век назад, стало продавать извоз. Экономика чуть воспряла. Население стало брать обоснованную цену за свои услуги. Поехали иностранцы смотреть на первичные леса, древний таежный быт и промысловый цикл. Теперь эта отрасль снова кончилась, так по-человечески и не начавшись. Потому как даже Пришвин не верил реке, в которой нет рыбы.
В любом случае, гарантия сохранения биоразнообразия, о котором так печется мировое сообщество, таится вовсе не на ООПТ, не в национальной одежде, языке и плясках. Она таится: в сохранении традиционного быта и промысла на фоне малонарушенной природной среды; в наличии рынка труда вблизи мест проживания населения, когда охотник и рыбак может отказаться от ресурса в годы его дефицита.