Отгремели праздничные салюты, приветствующие наступление нового 2000 года и меня, ещё не до конца, отошедшего от множественных возлияний, посвященных по старой русской (и не только) традиции встрече Нового года, верные друзья, облобызав на перроне, посадили на поезд Баку-Москва. Командировка в столицу страны событие неординарное, фирма наша частная и ждать окончания непозволительно растянутых новогодних и рождественских выходных никто не будет, дела не ждут. Суровая проводница, небрежно проверив билет, махнула в сторону прохода в вагон, что видимо, означало некое "Добро пожаловать" и отвернулась, всем видом давая понять, что процесс моей идентификации завершен, с этой минуты я отнесен к категории "пассажир вагона № 5".
В купе уже находилась попутчица, женщина лет 40. Я скомкано поздоровался, бросил чемодан на полку и принялся размещаться. Ехать нам предстояло чуть больше суток. Слово за слово, и мы разговорились. Мария Семеновна, как представилась моя соседка по купе, оказалась простой и довольно приятной в общении женщиной. Родом с кубанской станицы, в которой она выросла и прожила всю жизнь. В Москву едет впервые. Мы легко и непринужденно общались, поделились обедом, обсудили внешнюю и внутреннюю политику страны, вобщем, вели типичную беседу двух попутчиков, волею судьбы сведенных вместе, прекрасно понимая, что вряд ли когда ещё увидимся.
- Знаете, Виктор, а ведь я все же очень счастливый человек, - неожиданно сказала Мария Семеновна, — вот что такое счастье?
- Не знаю, - удивленно пожал плечами я, - не задумывался.
- А я знаю! В жизни моей всякое было и хорошее, и плохое, но истинное счастье я поняла только недавно, его трудно постичь, но ещё труднее осознать, что оно есть.
Я внимательно слушал, видно было, что человек напротив меня хочет поделиться чем-то важным, что есть у него на душе.
Мария Семеновна вздохнула и принялась тихо и размерено рассказывать:
- У нас ведь в станице как? Все просто, не то, что в городе. Все на виду, кто хороший, кто плохой всех видно. Замуж вышла рано, по любви большой. Анатолий мой - парень был хороший, добрый. С детства его знала. Свадьбу нам справили. Всей станицей отмечали. А в скорости и Андрюшка у нас родился. Весёлый шустрый мальчонка, но послушный да и ласковый очень. Души в нем не чаяла, баловала, как могла, но и в строгости держала. Муж мой допоздна на работе, в совхозе нашем. А мы с сыном дома по хозяйству, да какой с него помощник, маленький, а за все хватается, "Я же казак, папа помогать сказал маме". Как сейчас помню, вот Андрюшка в детском саду у елочки стишок рассказывает, вот в первый класс его веду, он маленький, коротко стриженный, уши торчат, меня за руку держит, волнуется".
Неожиданно Мария Семеновна всхлипнула и торопливо вытерла уголки глаз платочком. Сердце мое сжалось от ощущения, что сейчас услышу что-то очень тяжелое.
- А затем наступили 90-е, - продолжила свой рассказ попутчица, - совхоз, в котором мы с мужем работали, развалился. Работы нет, никакой. Перебивались заработками случайными. Я в кафе полы мыла, домашнее хозяйство держала, за счет него и жили в основном. Толя по командировкам, по вахтам мотался, да время нехорошее, заработок редко перепадал, все больше обмануть норовили, но он не сдавался, за любую работу хватался. Сколько пыталась остановить его, просила: сиди дома. Сын растет, ему отец нужен. Но нет, улыбнется, он, бывало, и все равно по-своему поступит, кровь казачья, своевольная.
Я видел, что моей собеседнице все труднее даётся говорить и хотел уже поменять тему разговора, но она продолжила.
- Так и сгинул, уехал на заработки в Краснодар, а забирала я его уже в морге городском. Как в милиции сказали, ножом его ударили. Связался с сомнительными людьми, а те или платить не захотели, или еще какой конфликт произошел, то мне неведомо. Да только схоронила я мужа, все слезы проплакала, а что делать? Нужно сына растить да на ноги поднимать. Слава Богу, родни в станице много, да и сын - опора. Повзрослел очень быстро, серьезный стал. После девятого класса в колледж пошел радиотехнический, а затем в армию. Провожали всей станицей, с гармонью, с песнями. А я все не налюбуюсь на Андрюшку, вон какой вымахал. Высокий, косая сажень в плечах на отца своего в молодости похож. И застенчивый такой же. Стоит, девушку свою за руку держит, а та и слез не скрывает. Уткнулась в него носом и плачет. Глядя на них, и я разревелась. Сосед наш, дед Степан, увидел такое дело, да как гаркнет: "А ну, бабы, хватит реветь. Парню служить надо, а вы тут ему нервы рвете.".И как растянет меха своей гармони, да как запоет песню про казака, что шел на побывку домой. Так сына и проводили.
Первое время Андрей часто письма слал и мне, и Марусе, девушке своей. И фото присылал в форме, в берете голубом, с друзьями своими. Полгода прошло, перестал сын писать. Я уже и на почту ходила, мало ли, вдруг письмо завалилось куда или затерялось, но нет, нет писем. Тревожно мне на душе стало. Телевизор хоть не смотри, там все про Чечню, да про Дагестан ужасы показывают. Солдаты наши - мальчишки совсем. Худые, грязные, в касках, сидят в окопах да в землянках, мамкам приветы через репортеров передают. А я смотрю, в лица вглядываюсь, и все мне кажется, что и тот на Андрюшку похож и этот. А перед самым Новым годом прибегает ко мне соседка Люда и кричит: "Маша, беги в военкомат, там по Андрею звонили". Я пальто накинула и побежала, думала, сердце по дороге выскочит. Забегаю к нашему военкому Павлу Егоровичу, а тот мне навстречу встает, глаза растерянные и говорит глядя в пол: "Семеновна, сына твоего на Кавказе...". Дальше я его не слышала. Пол ушел из-под ног, и меня поглотила темнота.
Мария Семеновна вздохнула, как я понял, снова переживая тот самый страшный момент, и продолжила глухим голосом.
Привели меня в чувство, нашатырь принесли. По всему видимо я в кабинете военкома не первая, кто сознание терял. Пришла в себя, а говорить не могу, только плачу. Военком меня за руку взял: "Успокойся, Семеновна, ведь живой главное, живой. Ранен, но живой. В госпитале сейчас, в Москве, в сознание пришел, сразу попросил к нам в военкомат позвонить, матери сказать, что все у него хорошо". Вышла я с военкомата, а у ступенек уже пол станицы нашей собралось. Плохие вести они быстрее хороших разлетаются, а Андрея моего почти вся станица знает, как и любого нашего станичника. Все свои же, многие родственники меж собой. Я уже потом с почты сыну в госпиталь звонила, голос родной услышала и разревелась, а он меня успокаивал.
Собрали меня всей станицей в дорогу. Гостинцев надавали. Военком наш, сам поехал на вокзал, купил билет мне в вагон купейный, чтоб в плацкарте не мучилась. Маруся, Андрея невеста, ко мне прибегала обнялись с ней, поревели, такая уж наша бабья доля, мужиков ждать да переживать за них постоянно.
Так вот, Виктор, как по мне, так вот оно, счастье человеческое, сын мой живой, невеста у него добрая, внуки появятся, и у меня вторая жизнь начнётся. Да и люди вокруг меня хорошие, все свои, родные, близкие, не чужой я им человек. А что еще для счастья надо? Лишнее все остальное.
Мы с моей попутчицей молча смотрели в окно, поезд мчался по заснеженным просторам нашей огромной страны, которая словно любящая мать переживает за каждого своего сына. На её жизненном пути очень много горя и страданий, но она умеет любить и быть счастливой.