Был осенний вечер. За окном было темно и неуютно: моросил дождь, ветер срывал ставшие уже бурыми листья и бросал их на асфальт; прохожие спешили, спрятавшись под зонтами, домой. Уличные фонари тускло освещали улицу и отражались в лужах.
Я отошла от окна, кутаясь в теплую кофту: в квартире было холодно и сыро. Щелкнула выключателем настольной лампы, ее свет приятно оживил комнату, и сразу стало уютнее. Я села за письменный стол и открыла учебник. Сегодня вечером не нужно было идти в музыкальную школу, поэтому можно было не спеша сделать уроки.
В комнату вошла бабушка, села на свою любимую оттоманку (так она называла свой любимый диван). Я не сразу заметила, что она принялась медленно перелистывать страницы старинного фотоальбома, внимательно рассматривая через лупу (зрение ее уже подводило) каждую фотографию.
- Бабушка, можно я с тобой посмотрю альбом? – спросила я.
- Так ведь тебе уроки надо делать.
- Сегодня задано совсем немного, да и вечер у меня свободный – на музыку не надо идти. Давай посмотрим вместе, а?
- Ну, если время у тебя есть – давай смотреть вместе, - согласилась бабушка: видно было, что ей и самой этого очень хотелось. – Садись рядом.
Я мигом выпорхнула из-за стола и устроилась рядом с бабушкой, обхватив руками колени. Мне нравилось слушать ее рассказы о давно ушедшем времени: о детстве, о «царском времени» (так называла она дореволюционные годы), о годах войны…
Морщинистые бабушкины руки бережно открыли первую страницу ветхого альбома. Несколько пожелтевших от времени фотографий трёх чудесных маленьких девочек были бережно прикреплены к картонному листу альбома.
- Ну, узнаешь тут меня? – улыбнулась бабушка.
- Да вот же ты, - показала я на один из снимков. – Вот, смотри, ты с сёстрами стоишь, и все одеты в одинаковые платья с матросскими воротничками. Как вы похожи, только ростом отличаетесь! Ты посередине, я знаю! – улыбнулась я.
- Да, я даже помню, как нас фотографировали, хоть и была маленькая совсем, лет пять мне на этом снимке. Выстроили нас троих по росту: старшая Лёля, я, младшая Нина... И платья одинаковые, верно: нам ведь шила всю одежду мама, она была замечательной портнихой. Тогда в моде были матросские воротнички – вот мама нам и сделала такие платья.
- Давай смотреть дальше, - я бережно перевернула страницу альбома.
Фотопортрет необыкновенно красивой молодой женщины лет тридцати был на следующей странице. Аккуратно одета, руки лежат на коленях, немного вьющиеся волосы собраны в прическу, выразительные печальные глаза…
- Ты уже знаешь, кто это, мы ведь много раз с тобой смотрели этот альбом. Не забыла? – улыбнулась бабушка.
- Нет, конечно, не забыла. Это твоя мама, – ответила я. – Я вот сколько раз видела эту фотографию, а всё понять не могу, почему хочется смотреть и смотреть на неё, сложно даже взгляд отвести. Может быть, потому что она такая красивая? Посмотри, какие у нее необычные глаза: печальные, грустные, глубокие, задумчивые... Как будто светятся изнутри каким-то особенным светом.
- Да, мама была очень красивая. Но, ты знаешь, правильно люди говорят: «Не родись красивой, а родись счастливой». Может быть, такая грусть в глазах оттого, что чувствовала, что жизнь её будет недолгой, - вздохнула бабушка.
- Какое имя у неё было необычное - Адель… Такое таинственное и глубокое, как её глаза. Ты ведь говорила, что она не умела даже читать по-русски?
- Да, бегло читать по-русски она так и не успела научиться, хотя и мечтала об этом. Она и говорила с особенным приятным акцентом, не всегда правильно согласовывая слова. Папа любил над ней подтрунивать по этому поводу, - улыбнулась бабушка. – Она была родом из Польши, а он приехал из Калуги, я ведь тебе рассказывала.
- Я помню. Почему ты говоришь, что она НЕ УСПЕЛА научиться читать по-русски? Она ведь прожила тридцать шесть лет.
- Ну, это тебе сейчас, когда тебе одиннадцать, кажется, что тридцать шесть лет – это много. А вот когда подрастешь, ты поймешь, что это очень короткая жизнь… Мне было девять лет, когда мамы не стало, ты сейчас уже старше, чем я тогда. И не дай Бог тебе узнать, что значит потерять мать в детстве. Правильно люди в старину говорили: «Потерять отца – стать наполовину сиротой, а потерять мать – стать круглой сиротой». Конечно, была у нас потом мачеха, но чужая женщина никогда не заменит маму, - вздохнула бабушка. – А всё могло сложиться по-другому.
- Почему ты так говоришь? Разве можно было что-нибудь поменять? – удивилась я.
Бабушка задумалась на минуту.
- Сложно это объяснить: ты ещё слишком мала, чтобы понять это. Но, пожалуй, я попробую. Возможно, мои слова осознаются тобой позже, когда ты станешь взрослой. Может быть, меня уже и не будет тогда… Тем более мне нужно объяснить тебе всё это сейчас, пока я здесь, пока я с тобой.
Бабушка немного помолчала, потом начала свой рассказ.
- Мои мама и папа были простыми, но честными и добрыми людьми. Папа был поваром в семье генерала царской армии, когда на службу в эту же семью пришла необыкновенно красивая молоденькая полька Адель; она была портнихой, шила для всей семьи: и взрослым, и детям, и прислуге. Конечно, папа полюбил её и вскоре попросил её руки. Та согласилась; в семье генерала были только рады этому, и вскоре состоялась свадьба. Вскоре родилась Лёля (полное имя её было Елена, но дома все сестру звали Лёлей), потом я, Муся (так ласково называли меня, хотя полное мое имя – Мария), через несколько лет – Нина. Казалось, всё было хорошо: мы жили безбедно, родители любили друг друга и нас, дочерей. Было одно «но»: мама стала жаловаться на здоровье. Я помню, что всё чаще стали появляться доктора в нашем доме; помню, как мы ездили в Финляндию всей семьей - там лечили маму.
- А что у неё было со здоровьем? – спросила я.
- Сердце стало подводить. Возможно, что-то было не в порядке и раньше, но рождение троих детей не прошло бесследно и усугубило проблему – так говорили врачи. Я очень хорошо помню, что сказал маме доктор (это был седовласый пожилой человек, личный врач семьи генерала, у которого служили родители), который приходил вскоре после рождения Нины. Он долго осматривал маму, потом сложил все медицинские инструменты в саквояж, сел около неё, на минуту задумался, взял маму за руку и сказал (мы с Лёлей играли в соседней комнате и случайно услышали разговор):
- Адель, я должен сказать вам одну важную вещь. Пожалуйста, примите всерьез то, что я скажу. Сейчас я подлечу вас, назначу нужные лекарства, и вам станет лучше. Но запомните: третья дочь должна стать последним ребенком в семье.
- О, ну что вы, доктор, это невозможно! – услышали мы с Лёлей мамин голос. – Мы с мужем хотим обязательно иметь сына. Муж настаивает на том, что рожать детей нам нужно до появления мальчика. Признаться, мы надеялись, что третий ребенок будет мужского пола, но если родилась Нина (но мы рады её рождению!) - ничего не остаётся, как пробовать еще раз.
Последовала пауза. Затем мы с сестрой снова услышали голос доктора.
- Адель, возможно, я не слишком ясно выразился. Признаюсь, я хотел смягчить краски, но вижу, что надо говорить вам всё прямо. Что ж, скажу всё так, как есть. Четвёртый ребенок, вероятнее всего, убьёт вас, Адель. Вы не вынесете ещё одних родов; счастье, что вы выжили в этот раз, при рождении Нины. Я совершенно уверен в своих словах, и настаиваю на том, чтобы вы больше не имели детей. Вы молоды; я понимаю все ваши чувства, понимаю вашу любовь к мужу и желание порадовать его рождением сына, но поверьте мне - и доктору, и просто пожилому человеку, который много видел на своем веку - надо услышать голос РАЗУМА. Не буду скрывать, что я говорил уже с вашим мужем об этом; действительно, он настроен на рождение последующих детей. Но вы – женщина, всё зависит только от вас. Если вы согласитесь со мной и поговорите с мужем (возможно, придется иметь не один разговор), я думаю, увидев ваш настрой, он примет такое же решение. Запомните, Адель: всё, что касается рождения детей, целиком зависит только от женщины, от её желания или нежелания дать новую жизнь. ЖЕНЩИНЕ предстоит носить дитя под сердцем, ЖЕНЩИНЕ предстоит пройти через роды, ЖЕНЩИНЕ предстоит воспитывать ребенка, поэтому главное слово в вопросе рождения детей за ЖЕНЩИНОЙ. Мужчина может иметь и высказывать свои желания, но, если он действительно любит, он согласится с решением, которое приняла его жена. Решать только вам, Адель.
Опять последовало долгое молчание. Затем мы с Лёлей услышали тихий голос мамы.
- Но мы так мечтали о сыне, доктор…
- Я вас понимаю, - со вздохом отозвался доктор. – Но давайте посмотрим на всё трезво и взвешенно. У вас с мужем есть три замечательные здоровые дочки. Посмотрите, какие они чУдные! Лёля и Муся талантливы, способны, умны, трудолюбивы, жизнерадостны. Нина тоже не будет ни в чем отставать от своих старших сестер, когда подрастёт. Почему они такие счастливые, такие крепкие и здоровые? Ответ прост: у них есть любящие родители, которые делают всё для их блага. Только на минуту представьте себе, милая Адель, что с ними станет, если они лишатся матери? Сможет ли один только отец дать им столько тепла, сколько даете им вы вдвоем с мужем? Нет, как бы ни любил он своих дочерей. Подумайте об этом. Стоит ли рисковать их благополучием, решаясь на рождение следующего ребенка, учитывая болезнь вашего сердца? – Доктор встал и несколько раз прошелся по комнате, затем вернулся к маминой постели. – Я не тороплю вас с ответом, подумайте спокойно обо всём и дайте мне знать о вашем решении, каким бы оно ни было.
Доктор взял саквояж с инструментами и медленно направился к выходу, но в дверях остановился и снова обратился к маме:
- Я хотел сказать еще вот что. Три замечательные дочери – таков подарок вам с мужем от Бога. Примите и оцените этот подарок, радуйтесь ему и поймите, что это не так уж и мало, кто-то не имеет и этого. Поступить так – в вашем случае это мудрее, чем желать ещё бОльшего подарка, говоря тем самым Богу, что он одарил вас не слишком щедро. Ведь он может разом забрать у вас всё, так и не дав бОльшего, видя, что вы не оценили его дар. Цените то, что УЖЕ имеете, Адель, не гневите Бога. Вы имеете не так уж и мало…
С этими словами доктор попрощался и вышел. Мы с Лёлей были слишком малы для того, чтобы понять всё, о чем говорил маме доктор в тот день, поэтому вскоре совсем забыли об этом разговоре. Жизнь потекла по-прежнему радостно и беззаботно для нас: мы с сестрами наслаждались играми друг с другом и с соседскими детьми, учебой (всё тогда казалось нам интересным, и учились мы с удовольствием), любовью родителей. Подрастала Нина, и мы с Лёлей с удовольствием выполняли обязанности старших сестер, окружив её своей заботой.
Бабушка улыбнулась, смахнув набежавшие за время рассказа слёзы.
- Что и говорить, это было золотое время. Конечно, потом началась Первая Мировая война, потом – революция и Гражданская война… Времена были неспокойные, стало хуже с продуктами, но мы никогда не голодали: после революции папа открыл свой ресторан на Невском проспекте, вышла его книга с кулинарными рецептами (продажа её тиража приносила неплохой доход в семью), и мы жили неплохо по сравнению с другими семьями. Мама чувствовала себя хорошо, но всё же доктора довольно часто бывали в нашем доме. В какой-то день нам, детям, родители объявили, что вскоре у нас родится брат или сестра. Я хорошо помню, как мы обрадовались этому известию (конечно, мы с Лёлей совершенно забыли к тому времени о разговоре доктора с мамой, который состоялся несколько лет назад).
Время шло, приближался день, когда мама должна была родить четвертого ребенка. Родители не скрывали, что по-прежнему мечтали о рождении сына.
Почему-то мне запомнилось, как однажды вечером мы всей семьей сидели в гостиной внизу, на первом этаже. Мама сидела в кресле, вышивая, мы с сестрами играли рядом, папа читал книгу.
- Что-то я устала, - произнесла мама, откладывая пяльца.
- Ада, иди наверх, в спальню, полежи. Хочешь, я провожу тебя? – отозвался папа.
Он помог ей встать из глубокого кресла, но мама не стала подниматься по лестнице в свою комнату. Она остановилась около окна, задумавшись о чем-то.
- Ну что же ты, пойдешь отдохнуть? – спросил папа.
- Н-н-нет… Скоро я буду долго лежать, належусь еще, - тихо отозвалась мама. – Хочу посмотреть в окно - на деревья, на лес, на небо…
- О Боже, Ада, ну что такое ты говоришь! Всё будет хорошо, слышишь? – возмутился папа.
Бабушка задумчиво продолжала:
- Сестры не обратили внимания на разговор родителей, но я заметила озабоченное лицо папы, задумчивость мамы. Точнее, это была даже не задумчивость: это была какая-то мудрость и спокойствие, вдруг появившиеся в ней. Может быть, она уже тогда чувствовала, что дни ее сочтены, как знать?..
Бабушка внимательно посмотрела на фотографию своей матери в альбоме, будто искала ответа на этот вопрос.
- И что же было дальше? – спросила я.
- Что было дальше? Прошло несколько дней, мама родила чудесного мальчика. Да-да, это был долгожданный сын, его назвали Петей. Боже мой, как родители были счастливы! Папа радовался, как ребенок: казалось, ему хотелось кричать на весь белый свет о том, что у него родился сын. Он был счастлив вдвойне: ведь родился долгожданный мальчик, и мама была жива и здорова, вопреки опасениям докторов. Мы, девочки, тоже радовались рождению брата: нас позвали в мамину спальню и показали прекрасного младенца, завернутого в кружевные пеленки. Он спокойно спал, и, казалось, улыбался во сне. Но счастье длилось недолго: на вторые сутки после родов мама умерла.
- Что же случилось? Ведь всё прошло хорошо? – сквозь слёзы спросила я. – Почему она умерла?
- Я не знаю, что случилось. Сначала, кажется, все было в порядке, мама была веселой и счастливой, когда мы пришли к ней в спальню, чтобы увидеть брата. Она его даже успела несколько раз покормить. Ближе к вечеру пришел доктор, потом нас уложили спать; утром меня с сестрами спешно отправили на улицу гулять, а когда мы вернулись днем с прогулки, папа сообщил нам, что мама умерла. Нам, детям, не объяснили, что случилось, да нам было не до подробностей. Мы понимали только одно: мамы больше нет. Дальше я помню всё как в тумане, будто это было не со мной: озабоченные лица взрослых, черные платья, маленький Петя, невыразимое страдание на лице папы... Только когда я стала взрослой, я поняла, что он чувствовал тогда. Триумф, счастье, гордость, радость – в один день; страх, ужас, печаль, горе (и, возможно, свою вину) – на следующий день, всего лишь через несколько часов после ликования. Наверное, то же чувствовал бы человек, если бы упал с небес на землю.
Бабушка опять помолчала, глядя в окно.
- Как бы то ни было, - продолжила она, - а отец остался один с четырьмя детьми на руках, и один из них был новорожденным. Папе нужно было работать; с новорожденным Петей оставались по очереди то Лёля, то я, то кто-то из сочувствующих соседей. Часто в школу нам с Лёлей приходилось ходить по очереди. Конечно, так не могло продолжаться долго, и вскоре отец женился на соседке, у которой недавно умер муж, и она осталась одна с пятью детьми.
- Но ведь он её не любил?!
- Нет, не любил. Когда ты вырастешь, ты поймёшь, что иногда людям приходится жениться не по любви, так уж складываются обстоятельства. Папа понимал, что нужна женщина в доме, детям нужен уход. Да и вдова-соседка не выжила бы одна с детьми, без заработка мужчины. Поэтому они и решили пожениться - так часто поступали в старину в подобных ситуациях. Так в нашей семье стало не четверо, а девять детей, и появилась мачеха.
- А как ее звали?
- Анна. Вообще, она была неплохой женщиной: в доме всегда был порядок, она неплохо готовила, хорошо вела хозяйство, а вскоре у них с папой один за другим родились еще дети. Жили мы, казалось, неплохо: у всех старших детей были свои обязанности по хозяйству, мачеха и сама трудилась дома от зари до зари, папа работал. Но маму, конечно, забыть никто из нас не мог. Сложно было привыкнуть и к мачехе в доме, и к её детям – но я не об этом тебе сейчас хотела сказать.
- А как же маленький Петя? Вы с сестрами любили его? – перебила я бабушку.
- Да, любили. Он напоминал нам о маме, он был для нас родным человечком из далекого прекрасного прошлого, когда всё было хорошо. Лёля, я и Нина в нем души не чаяли, и папу радовало, что мы так хорошо к нему относимся: обиды на Петю за то, что своим рождением он отнял маму, у нас не было. Он был славным веселым здоровым мальчиком, а когда подрос и узнал историю своего рождения, стал говорить, что у него целых три мамы. Это отчасти было правдой: вырастили его мы, сестры. Когда Петя стал взрослым и устроился работать на завод, после получения первой зарплаты он купил нам, сестрам, подарки. Я до сих пор помню, какую он мне подарил красивую шаль тогда; жаль только, что она не сохранилась.
Я тихонько перевернула страницу фотоальбома. Улыбающийся русоволосый парень лет восемнадцати, удивительно похожий на бабушку в молодости, смотрел на меня с фотографии.
- Да-да, это он, Петя, - улыбнулась бабушка, нежно проведя рукой по снимку. – Такой чУдный был мальчик! Добрый, веселый, умный! А как красиво он пел, ты бы слышала! А прожил всего двадцать лет: умер от голода в блокаду. Несколько фотографий – вот всё, что осталось в память о нём...
Я долго разглядывала фотографии Пети, Лёли, Нины – все они были удивительно похожи друг на друга.
- Бабушка, почему ты сказала, что всё могло бы быть по-другому?
- Ах да, ведь вот к чему я всё это рассказываю тебе, - спохватилась бабушка. – Видишь ли, я много думала обо всём этом. Понятно, что родители очень ждали рождения мальчика, и упорно шли к этой цели. Но ведь можно посмотреть на всё это немного по-другому - так, как это видел мудрый пожилой доктор, пришедший к маме после рождения Нины. Бог дал родителям трех дочерей, если бы они постигли ценность того, что УЖЕ ЕСТЬ, и наслаждались бы данным, не желая еще большего – всё сложилось бы по-другому. Осталась бы жива мама, мы жили бы счастливо, отец, возможно, прожил бы долгую жизнь (а умер он в пятьдесят два года от сердечного приступа), мы с Лёлей и Ниной не были бы вынуждены спешно выходить замуж (а нам пришлось это сделать, потому что жизнь с мачехой была нелегка), и наши браки, возможно, были бы более благополучными… Всё сводится к одной верной пословице: «Лучше иметь синицу в руках, чем журавля в небе», хотя, конечно, каждый решает этот вопрос для себя сам, я не виню родителей ни в чем.
- Была в России в то время еще одна семья, желавшая «поймать журавля в небе», - размышляла бабушка, - это была царская семья. В ней родились четыре дочери, и лишь пятым был долгожданный сын, наследник престола. Бог дал-таки мальчика последнему императору, но забрал потом всё: деньги, статус, жизни царской семьи, да и всю империю. Так же получилось и в нашей семье: мальчик родился, но Бог лишил маму всего, что она имела, забрав её жизнь; отец потерял счастье и достаток, получив взамен вынужденный брак и бедность; мы, девочки, лишились матери и тепла родительской заботы. Жизнь Пети, появление которого далось такой ценой, окончилась трагично и слишком рано. И жизнь царевича Алексея была омрачена тяжелой болезнью - гемофилией, которая причиняла много страданий и ему самому, и всей его семье.
- Если человеку чего-то не дается в жизни, как бы он этого ни желал, - продолжила бабушка, - надо уметь на минутку остановиться и задуматься о том, что у тебя УЖЕ есть. Ведь ЧТО-ТО есть обязательно: или семья, или деньги, или интересная работа, или увлечение, или просто здоровье, наконец. Надо уметь оценить это нечто, данное свыше, и подумать о том, так ли важно то, чего хочется, и чего пока нет. Я не говорю, что не нужно стремиться к поставленным целям; я говорю о том, что это делать нужно разумно, и эту грань между разумностью желаний и просто упрямством каждый находит для себя сам. Ведь если чего-то нет сейчас – значит, так нужно, это не просто так. И, возможно, это «что-то» появится в жизни тогда, когда придет время. Если бы в нашей семье остались три дочери, и мама была бы жива, она радовалась бы рождению своих внуков-мальчиков, которые родились у меня и у Лёли, когда мы стали взрослыми. Жаль, что их жизни унесла война, но это уже совсем другая история. Иной раз нужно просто не спорить с Богом, нужно уметь ценить то, что он УЖЕ дал и не гневить его обидами на то, что он дал недостаточно. С другой стороны, ребенок – это тоже Божий дар, он дается не просто так. Петя родился, потому что именно так было нужно… Я долго размышляла об этом, но так и не смогла найти ответов на многие вопросы... Может быть, ты вырастешь и поймешь то, чего не поняла я.
Бабушка обняла меня, и мы долго еще листали альбом, вглядываясь в лица самых разных людей на пожелтевших от времени фотографиях.
А осенний дождь за окном всё моросил и моросил; ветер всё так же срывал бурые листья...