Николай Александрович Зайцев родился в 1918 году. 90 с лишним лет – по любым меркам много, и на памяти у ветерана многое – коллективизация, война, послевоенная разруха… Все это не просто в памяти, все это прожито и пережито… Как жаль, что в вечной нашей спешке не хватает времени на спокойный и подробный разговор. За каждым бы нашим ветераном записывать и записывать все, что еще помнят и знают они. Но… Вот и с Николаем Александровичем более-менее подробно только о военных годах поговорили.
Но не только о Великой Отечественной. Участвовал Николай Александрович Зайцев и, по словам поэта Александра Твардовского,
в «той войне незнаменитой»…
- Навоевался, - рассказывает Николай Александрович. - Сначала финская, потом Отечественная…
Родился он в Вологодском районе, в деревне Прокунино Ватлановского сельского совета. Родители – крестьяне. В семье было пятеро детей. Воевали трое братьев. Один из них не вернулся домой, второй вернулся искалеченным, Николай Александрович, пройдя всю войну – даже не был ранен.
Но, попробую, рассказывать по порядку, хотя в таких разговорах обычно память, как говорится, с пятого на десятое прыгает. Да ведь и сколько лет прошло с тех времен, о которых как мог вспоминал ветеран…
В школе Николай Зайцев проучился всего лишь четыре класса.
- В пятый пошел, да тут мать померла, дак отец сказал, мол, хватит учиться.
И все же учеба Николая Александровича вскоре продолжилась: в Вологде на машинно-тракторной станции, на тракториста. И получив, столь престижную в то время специальность до призыва в армию в 1939 году работал Николай Зайцев в МТС на тракторе ХТЗ.
- Трактористам тогда были почет и уважение. И получали трактористы на трудодень очень хорошо. Надо бы и сейчас так трактористов-то содержать, может, и не бежали бы из деревни, - рассуждает ветеран.
В январе 1939 года Николай Зайцев женился.
- Любовь-то, дак как вот? - смеется Николай Александрович. - А в сентябре того же года призвали его в армию. «Проводила она меня до вокзала, да и расстались. А в октябре уже была у меня дочь. Теперь бы могли и отсрочить призыв, а тогда об этом и не думали…»
Начинал службу Николай Александрович в танковых войсках, затем попал в автошколу, там и получил специальность шофера, перед самой финской войной.
- 29 ноября началась финская война, а кончилась 12 марта. Я уже был шофером, на «полуторке» возил боеприпасы, продовольствие. Рейс был 250 км от станции до передовой…
Война та, по словам Николая Александровича, была трудная (только по официальным данным последнего времени погибло до 150 тысяч советских солдат, а по некоторым данным и до 200 тысяч, и это за неполных четыре месяца, да много было и раненых, обмороженных), но во многом необходимая.
- Если бы мы тогда не с финнами, а с немцами столкнулись, гнали бы они нас, наверно, до самой Японии. У нас же ничего не было: винтовки образца 1893 года и пушки маленькие, только по воробьям из таких стрелять. Вот и все вооружение… Но главная трудность была – морозы до 55 градусов. Едешь и ничего через стекло не видать – все замерзло. Хотя, надо сказать, что одеты мы были на той войне хорошо, а накормлены еще лучше. Кто не курил, тем даже давали шоколад.
После финской войны Николай Александрович Зайцев был переведен во Псков, служил в автобатальоне мотострелкового полка легкотанковой дивизии.
15 июня 1941 года полк был выведен из Пскова.
- Приказали срочно выводить машины, у нас было девяносто «ЗиСов», погрузили весь полк в состав, и 18 июня мы были уже в Карелии на финской границе. Ничего нам не объясняли, все вроде мирно было, - вспоминает Николай Александрович. – А 22-го утром выдали нам боеприпасы, и началась эта катавасия – война. К концу августа мы уже попали в окружение, немцы обошли нас более чем на сто километров, вырывались мы на станцию Мосеевская. Все же полк спасли. Так потом все в Карелии и воевали.
Николай Александрович помолчал, наверное, думал, что же дальше-то рассказать – ведь каждый день нашей жизни что-то происходит, а на войне-то: день за два, а то и за три надо считать…
- Мне даже обидно, - продолжил ветеран, - что Карельский фронт считают каким-то второстепенным, не часто и его командующего Мерецкова вспоминают. А ведь в Заполярье-то ни на шаг его (Н. А. Зайцев, как и многие фронтовики, часто говорит о врагах «он», «они» и т. д. – Д. Е.) от границы не пропустили. Там, на границе с Норвегией, бои были ой какие, как они к Мурманску-то рвались. Не зря там и место называли, где основные бои шли – «долина смерти». Если бы у немцев не такие потери под Мурманском были, может, и Ленинград бы не устоял. Ведь он понимал, что такое Мурманск, вся помощь союзников через Мурманск шла…Не пропустили его там. А в Карелии-то, что говорить, мы поначалу далеко от границы удрапали.
И опять вернула память его к первым месяцам войны:
- Самое страшное это дело – окружение. Все бегут, а куда бегут и сами не знают… Когда вышли из окружения, оставалось у нас шестнадцать машин – негусто. Полк переформировали и направили на передовую. А мы водители, всю зиму возили по озеру к передовой боеприпасы, продукты… А озеро там такое, что если с пути собьешься, то уж дома не бывать. Потом вернули нас в наш полк…
Опять помолчали мы… Нелегкое, наверное, это дело – вспоминать. Да всего ведь и не высказать…
- До 43 года тяжело было, - продолжил рассказ Николай Александрович. - Не хватало боеприпасов. Артиллеристам за день полагалось использовать два-три снаряда. И уж больше он не выстрелит… Бывало наша артиллерия пальнет и замолчит, а в ответ-то – как из мешка снаряды посыплются. А в 43-м, когда стабилизировалась обстановка на Западном фронте, наступил перелом, пришло пополнение, в основном, вологжане и сибиряки, уже не было нехватки боеприпасов. Тут мы его и погнали…
Наверное там, все же, против нас больше немцев было, потому что финнам бы такой фронт не удержать, у них и населения-то перед войной, кажется три миллиона было… Но были и финны, конечно. Культурный народ, во всех отношениях. Одеты были они тепло и легко, все хорошие лыжники, ничего лишнего на них не навешено. А то у нас – противогаз, да винтовка, да боеприпасы, да мешок. А у них – автомат и все… Там где остались финские постройки – любо поглядеть. Но обычно, отступая, они все сжигали. Гражданских не трогали, карелы ведь для них почти своя нация…
- Никаких подвигов я не совершал, так все водителем и был. Возил кухню. Ой – это наказание. Ведь надо привезти завтрак, обед и ужин, а все на виду. Страшное дело…Авиация-то еще ничего – отбомбили и улетели. А вот артиллерия… Едешь по лесной дороге, выезжаешь на поляну или вырубку, и она обязательно у них пристреляна, и корректировщики сидят, руководят артиллерией. Как кто появился – открывают огонь. Я даже однажды сам видел – сидят у костра люди, оказалось финские корректировщики, с ними пехота наша тогда разобралась… Был случай – прямо передо мной в машину снаряд попал, ехал бы я чуть быстрее, мне в кабину и прилетел бы.
- Отступая, финны оставляли партизан, как и наши в свое время. Вот уж безобразили! Иной раз едешь один, смотришь – стоит целая колонна автомашин, все сожжены. Не знаешь чего и делать. Ну, дождусь кого-нибудь еще, постоим и дальше едем, а что делать-то... Из оружия нам, водителям, положена была одна винтовка, так только мешала – и не повернешься с ней в кабине. Автоматы нам не давали, это было дефицитное оружие…
- Из первоначального состава роты, ста человек, к сорок четвертому-то совсем мало в живых осталось, хотя ведь и не пехота мы, которая все время на передовой стоит… Много, много погибло… А какие офицеры были! Теперь уж таких не бывает – лучше отца родного… Двое лейтенантов было, командиры взводов, оба, бедные, погибли. Командира роты финны вместе с водителем в машине сожги… Из офицеров, к осени сорок четвертого года, когда в Карелии военные действия закончились, остался в живых один командир взвода…
- Ведь четырнадцать государств вместе с Германией против нас воевали. И ведь победили мы эту машину, - вроде бы даже сам удивляясь этому, рассуждал ветеран. - Нынешней армии, думаю, не устоять бы. За год чему можно в армии научить? А нас учили крепко. Служили по четыре года, на флоте – пять… И никто не обижался, маме не писал, как сейчас. Но тогда и народ был крепче, все почти из деревень, к труду привычные…
В 1944 году, после заключения перемирия с Финляндией, полк в котором служил Николай Александрович Зайцев, был переброшен под Архангельск, в Исакогорку. Говорили, что готовят их к отправке на Дальний Восток.
Там, в Архангельске, доводилось нашим солдатам встречаться и с союзниками – англичанами и американцами.
- Они, американцы-то, лучше, чем англичане. Едешь куда-нибудь, подсадишь их, все чего-нибудь говорят, обязательно сигарет дадут, по машине хлопают (а нам уже дали американские «Студебекеры»): «Гуд машина, гуд!» «Гуд, гуд», - отвечаю. А англичане сядут – ни разговору, ничего. Высокомерные. Американцы проще, - вспоминает Николай Александрович.
На Дальний Восток полк не перебросили, вернули, по окончании войны, сначала во Псков, потом перевели в Петрозаводск. И еще год после войны служил сержант Николай Зайцев.
- Предлагали нам оставаться на сверхсрочную – 800 рублей оклад, питание, обмундирование. Никто не остался, надоело…Я уже семь лет отслужил. Нет – домой, домой…
Тут Николай Александрович отвлекся от событийной канвы и дал вдруг неожиданно точную, и между прочим объясняющую многое и в той победе и в нашей нынешней жизни оценку:
- Как-то было тогда не так, как сейчас. Такая дружба была, такая любовь друг к другу. Когда война кончилась, дак ведь солдаты ревели – обнимаются и ревят… Вспомнишь дак… Нынче такого и быть не может, каждый сам по себе…
- А домой вернулся – в каждой деревне, в каждой избе кто-нибудь погиб. Голодно. Можно было податься и в город, но я не любил город. Поступил в колхоз. В Вологде у винзавода была в то время свалка военных машин – где кузов, где мотор… Я собрал машину и работал четыре года в колхозе. А потом началось объединение колхозов. Наш колхоз – совсем стал заваливаться. Я и пошел работать в подсобное хозяйство МВД, тоже шофером. Выращивали тут картофель и овощи для заключенных. Потом была построена птицефабрика «Ермаково».
Там, на птицефабрике, шофером, и работал Николай Александрович до пенсии. Сорок лет за рулем. Это не считая работы на тракторе до войны. Живет в обычной квартире обычного многоэтажного дома в поселке Ермаково. Уже пять лет, как умерла его жена Капитолина Николаевна. У него дочери (вторая родилась уже после войны). Внучка живет в Америке, во Флориде.
- Парень-то служил в авиации, как уж познакомились не знаю, она и вышла туда. Хороший парень-то. А вина не пьет – вот какая беда. Сюда приезжал. А тут как встреча у нас – вино… Я, говорит, воевать против России никогда не буду. Я ему говорю – дадут винтовку так и пойдешь…- то ли в шутку, то ли всерьез рассказывает Николай Александрович.
Я спросил у ветерана, как будет отмечать День Победы.
- Будет открытие памятника солдатам у нас в поселке, так пойду…
Низкий поклон Вам, Николай Александрович…