Приходится констатировать, что крестьянин в России был очень подвижный в результате налоговой политики. Другой причины «завоевать Сибирь» (не у купца) не было. В сытые и стабильные 1850-1890 годы денежные казенные платежи и мирские сборы и натуральные повинности крестьян были – прошу прощения - конскими. И крестьянин оказывался постоянно дόлжным. Если не государству, то купцам, которые охотно кредитовали крестьян в расчете будущим его урожаем-добычей. Причем исследователи указывали цену, которые крестьяне не могли подтвердить, поскольку ее не знали.
То есть развитым капитализм уже был.
В бегстве от налогов крестьянином и обживались северные просторы. Жизнь на таежном Севере и промыслы кипели вдоль транспортных путей. Это были реки и конные зимние дороги. Конкурентны оказывались те местности, которые были ближе к метрополии, обладая товарами, особенно любимыми городскими обывателями. А это были излишества в виде лососей, сигов, рябчиков и мехов. Меха, по причине их легкости в сохранении и перевозке предпочитались и в добыче, и как товар.
В обратную сторону шли - хлеб, мануфактура, ружейные припасы, и опять-таки, излишества, в виде чая, пряников, калачей и монпансье.
Вне оживленных транспортных путей жизнь текла по-другому. Доступными здесь крестьянину оказывалось много меньше промыслов. Но были и преимущества – редкая экспедиция из кондукторов шла против шерсти – в верховья рек и в глушь. Предпочитая «упорядочить в казне» не разрозненные поселения с парой – тройкою семей, а деревни с десятками дворов.
Преимущества выселок были, опять таки, в налогах. Когда кончились активные гонения на «раскольников» (староверов) крестьянин мог объявить себя «скрытником» и уйти в тайгу, чем избежать налогов. А уж в тайге разрабатывать тайный участок земли (потому что пахотная земля удобно обкладывается налогом, и ее легко найти), ловить рыбу, мыть металл и добывать мех. Причем на рынок житель тайги попадал только с мехом и золотом. Которые, при обмене на товар, давали барыша исключительно купцу.
Обкладывалась налогом пахотная земля не просто - так государство помогало купцам, основным товаром которых был хлеб (мука). Помогали по одной причине: купцы выводили на рынок местные товары. Без оборота этих товаров жизнь таежного Севера была бы под вопросом.
Возьмем для примера жирный период 1884-1886. Период дешевого зерна, на котором, собственно и стояла жизнь на Руси.
В оживленных транспортными путями местностях, крестьянин добывал деньги для уплаты налогов – по убыванию доходности (% занятых хозяйств – доход на хозяйство в год – от – до): лесорубочным промыслом, квартирными и пароходными дровами (33% - 10-156 руб.); извозом (17% - 45 руб.); рыболовством (16% - 19 руб.); бурлачеством - незначительно - появлялись пароходы. Вне оживленных транспортных путей была развита охота (16% - 26-80 руб.) и золотые прииски (менее 1 % - 26 руб.).
Цена ржаной муки в те времена была - на месте - от 6 до 8,5 руб. за куль о 151,52 кг. (в портах хлеб стоил 4,5 руб.) Мех уходил в обмен – белка за 10-20 копеек, соболь - 15 руб. и много выше, рябчик за 10-50 коп. пара. Но доподлинная цена обмена была не понятна промышленнику. И не потому, что промышленник считать не умел, а потому что после спроса о цене – цена хлеба повышалась, а меха, соответственно – снижалась. Купцы были обидчивы как дети. Да и маркетинг дело хитрое, не вчера придуманное.
После Революции хозяйство северных таежных крестьян стало натурально-потребительским. То есть крестьянин-охотник что произвел, то и съел. Основным промыслом осталась охота на пушных. В 50-х годах отрасль стала процветающей. Дополнилась звероводством. А примерно в 1995 году отрасль кончилась. Остались только промысел и снова – ухари-купцы. С калачами в кармане и жаждой 100% маржи.