Обитая время от времени в Матрице, Фома почитал себя совою. Колобродил часов до трёх ночи. И вставал, соответственно, в полдень. Но уходя в навигацию, или летуя на Алтае, он превращался в жаворонка. С окладистой бородою. Происходило это естественным образом. Без какой-либо коренной ломки организма. Просыпался в четыре утра, без будильника, в сумерки ещё. И шёл на утренние съёмки. Подчас даже игнорируя утренний кофе.
Закончим на этом краткий сравнительный анализ. Вернёмся к Бурелому. Он шёл уже Лебёдкиным.
Читатель вправе спросить:
- А над чем сейчас трудится Фома как фотограф?
Отвечаем. Сейчас он очень увлечён цветами. Полевыми.
Сочетанием их окраски в одном кадре. Пусть это будет серия «Изучение гармонии цвета полевых цветов». Кроме того он постоянно снимает двух белых коней. Остальных продали весной казахам. «…пасся белый конь…». Это уже название от Бурелома. И вдвоём с Таней они с упоением фотографируют свою Герду. Каждый день. Как только выдаётся свободная минута.
Поговорив с Аллой Николаевной, Фома на пасеку не спешил. И было от чего. На каждом шагу его ждал кадр. Луговые цветы были сегодня особенно хороши. Потом он нашёл поляну спелой клубники. Снимал фрагменты видео про лекарственные травы. В итоге пришёл на пасеку незадолго до полудня. В жужжащем царстве был порядок. Фома не предполагал быть здесь долго. И потому настроение у него было приподнятое. Всякий раз, надевая маску, он с наслаждением вдыхал запах воска и мёда. Впрочем, так пахло тут всё. С различной степенью насыщенности. Балок-солонец-медогонка. Привычный уже маршрут начала трудового дня. Обычно после него Фома садился за «Дневники…». Однако сегодня он пришёл поздно, как раз к обеду.
Бурелом сидел за столом, спиной к ульям. Он уже потянулся к кружке с чаем, как что-то заставило оглянуться. И вовремя. Из улья, расположенного на дальнем конце участка, уже вышел рой. Маску Фома натягивал уже на бегу. Заскочил в балок. Сорвал со стены роялку и принялся лихорадочно смазывать её «Унироем». В два приёма достал с крыши балка треногу. Пытаясь поставить это сооружение, едва не упал. Однако он опоздал, на какие-то секунды, и пчёлы в ловушку не пошли.
Рой привился на черёмухе, что склонилась над сухим ручьём.
Задача усложнилась, но была решаема. Бурелом принёс старый корпус дадана. Лестницу одному не поставить. Почва шла под уклон. Перекос подставки пришлось выравнивать обрезками досок. Хлипковато вышло, но Фому держало. Первый этап был завершён. Взмыленный пасечник присел на мгновение, перевести дыхание. Пчёлы постепенно успокаивались. Рассовав по карманам перо и кружку, взяв роялку, Бурелом полез на башню.
Рой привился крайне неудобно. Пчёлы облепили развилку ветви. Стряхнуть их разом в ловушку не представлялось возможным. Держа роялку на вытянутой руке, Фома принялся собирать пчёл кружкой.
- И чего вам дома-то не сиделось, черти, - поругивал их пасечник.
Уже через минуту он был мокрый, как после купания. Рука, державшая ловушку, затекла. Всё труднее становилось держать прибавлявшую в весе роялку. Дважды он чуть не рухнул со всем сооружением, наступив на ненадёжный край.
Рука перестала держать роялку, когда Фома собрал половину пчёл. Он спустился на землю, аккуратно закрыл ловушку пологом. Пришлось идти за второй. Оставшихся пчёл он резко стряхнул, как это делал Дед.
- Хватит с вами нянчиться!
Упаковав беглецов, Фома сел тут же, под черёмухой. Утёр пот со лба и потянулся. От напряжения весь организм затёк. Он размышлял, хорошо ли поступил, собрав рой в две ловушки. И ещё он снова не засёк улей, из которого родом беглецы. Эти мысли добавляли горчинку в ощущение триумфа. Ибо сделана лишь половина. А искать улей придётся Степанычу…
- Дед ворчать станет…
Повесив роялки в карантин, бурелом ушёл в медогонку. И позволил себе немного погрустить. Про ранний приход домой можно забыть. Закапал дождь. Несмотря на конец июля, берёзы вдруг сыпанули жёлтым листом. Вспомнилась осень…
Продолжение следует...